– Не только. Мелкие городские услуги. Обувь у ассирийцев чистили? Наши люди. А в-третьих, ваша падчерица давно уже не ребенок, – усмехнулся снабженец, – и знает гораздо больше, чем вы думаете.
– С чего вы взяли, что Зоя – моя падчерица? – обиженно спросил крючконосый, нервно поправляя дымчатые очки.
– Имеющий глаза да увидит, имеющий уши да услышит, – ухмыльнулся Добрюха.
Поезд вырвался на свет и снова помчался вдоль синего моря.
– О! Подъезжаем! Поторопи маму! – Михмат быстро открыл купе и подтолкнул туда Зою, но я успел ухватить взглядом складчатое женское тело, выпирающее из розовой комбинации. Да, мамаша у них в теле!
– Аникин, одурел! – сердито крикнула она и с силой задвинула дверь.
– Я слышал, в кооперации очень хорошо зарабатывают? – после неловкого молчания спросил электронщик.
– Бывает. Ферапонт Головатый в свое время самолет для фронта купил. Упаковал сто тысяч и Сталину отправил.
– И никто не спросил, откуда столько деньжищ?
– Спросили. Пасечник он был, а мед всегда в цене.
– Кучеряво живете! – буркнул Михмат и скрылся в своем купе.
Поезд шел все медленнее, за окном толпились покатые зеленые горы с провалами ущелий и подпалинами камнепадов, под колесами громыхали ажурные железные мосты, переброшенные через сухие разветвленные русла, сохранившие посередке еле заметные ручейки. Иногда вровень с окном парила чайка, она летела некоторое время рядом, косясь на меня круглым глазом, а потом перед очередным тоннелем взмывала вверх.
– О, этот юг, о, эта Ницца! – Петр Агеевич облизнул сухие губы. – Увидеть и опохмелиться!
– В Новом Афоне стоим десять минут, – предупредила, появившись, Оксана. – Кто за чай не расплатился?
Снабженец поманил проводницу и дал ей целый рубль, отвергнув сдачу:
– Детишкам на молочишко.
– Ой, спасибочки!
– У тебя пивка случайно нет?
– Да вы шо! Откуда?
Я стыдливо впихнул ей в руку потную мелочь. Мы медленно ехали мимо той самой Пцырсхи, из-за которой я стал на всю жизнь «Пцырохой». Станция уместилась на берегу бирюзового озера в зеленом ущелье, в промежутке между тоннелями. Чуть ниже, с плотины падал широкий пенистый поток, и там, как всегда, толпились отдыхающие, подставив лица прохладной водяной пыли, переливающейся всеми цветами радуги. Каждый год я старался не пропустить этот белый, резной, напоминающий постройки ВДНХ, павильон. Машинист, верно, знал, как нравятся здешние красоты пассажирам, и всегда замедлял ход: любуйтесь на здоровье!