– Пацан, перчика не хочешь? – улыбнувшись, предложил мне Пахан, намекая на давнее происшествие.
– Не-ет! – замотал я головой.
– Ну и зря, Юрастый! – Ларик демонстративно схрумкал полстручка, а Лиска доела, облизнувшись, как после шоколадного батончика.
«Безумцы!» – подумал я.
«Имирули» оказалось кислым, как лимон, и мой друг хотел втихаря долить мне в стакан пива под видом ситро, но я отказался и разбавил вино сладким «Дюшесом». Голова затуманилась, а в животе потеплело, захотелось потянуть за длинные волосы Карину или дернуть за маленькое ухо Лиску, обе они стали настоящими воображалами, чего в прошлом году еще не было в помине.
Вдруг я вспомнил девушку-пажа и подумал, что, не колеблясь, отдал бы серию треугольных марок «Птицы Бурунди» за то, чтобы снова хоть на минутку увидеть ее. Впрочем, поглядеть на Зою не так уж и сложно. Если пойти вдоль моря в сторону центра, то минут через пятнадцать доберешься до лежбища санатория «Апсны». Закрытый пляж начинается сразу за длинным пирсом-причалом, к которому пристают прогулочные теплоходики и ракеты. Там тоже есть волнорезы, но они гораздо ниже и короче тех, что напротив вокзала. К тому же пляж огорожен рабицей, посторонних туда не пускают, на входе стоит дежурный и проверяет санаторные книжки. Но железная сетка уходит в море всего метров на двадцать, не дотягивая даже до оранжевых буйков, и можно, раздевшись у пирса, заплыть подальше, выйдя из воды уже в охраняемой зоне. Если на человеке, кроме плавок, ничего нет, понять, дикарь он или путевочник, невозможно. Проникнув таким образом на пляж санатория, я смогу увидеть Зою. Смогу… А зачем? Общение с гордой первокурсницей бесперспективно, как крестьянские восстания против царизма до возникновения пролетариата. Незачем. Но очень хочется!
– А кто за углями смотрит? – в разгар застолья грозно спросил Суликашвили-старший.
Диккенс, пьяненький и благостный, как раз исподтишка подкладывал Нинон «баялду». Я давно заметил, что он трепетно относится к своей… А кто она ему? В этих родственных связях даже взрослые путаются, иной раз споря до хрипоты: кто деверь, кто шурин, кто зять, кто золовка… Кончается тем, что идут за разъяснением к неграмотной бабушке Мане:
– Марья Гурьевна, рассуди! Кем будет Аграфена Санятке?
– Невесткой.
– А он ей?
– Зятем…