Когда отцветает камелия - страница 32

– А тот, кто сейчас передо мной, способен навредить? У него есть когти и глаза горят в темноте, как у хищника. – Эри замолчала: не стоило так дерзко разговаривать со сверхъестественным существом, но страх всегда развязывал ей язык.

Господин Призрак выпрямился в полный рост и коснулся рукой мерцающего огонька, который присел ему на плечо.

– Я знаю, как выгляжу в людских глазах, но поверь, я не тот, кого тебе стоит бояться.

– Но именно ваш маленький друг опоил меня! – Эри дрожала всем телом, пальцы на руках и ногах онемели, но она продолжала говорить, хоть голос и скрипел, как жёсткий грифель карандаша, которым скребут по бумаге. – И я знаю, чей голос слышала во сне. Что вам от меня нужно?!

– Ты догадываешься, кто я?

– Нет, не знаю… Вы похожи на ёкая, вы…

«Кицунэ?»

Она проглотила последнее слово, словно опасаясь, что догадка может оказаться верной.

– Я не солгал при нашей первой встрече. Я действительно защищаю Яматомори от диких ёкаев и защищаю людей, которые возносят молитвы богине Инари. Я – ками этого святилища, и ты права, Эри, я кицунэ.

Голубые огни вспыхнули и, соскользнув с плеч Юкио, подплыли к художнице, остановившись у её лица. От них не исходил жар – только лёгкое тепло касалось кожи, и Эри протянула руку.

– Так на самом деле это не светлячки, а кицунэби?^>32

– Всего лишь магия, которая не приносит людям вреда.

– Магия? Всё это слишком для меня. – Она выдохнула и прикусила губу. – Я допускала, что в мире существует нечто подобное, но разве ёкаи и призраки не остались в далёком прошлом? И даже если вы и правда ками этого святилища, зачем вам понадобилась я?

Господин Призрак протянул руку и прикоснулся чёрным когтем к каждому блуждающему огню – они послушно затрепетали и поплыли в сторону дома, где сидел Кэтору.

– Я привёл тебя сюда, чтобы защитить.

– Но от кого?

– От других ёкаев.

Ветер шумел в кронах уже облетевших вишнёвых деревьев, и со стороны небольшого пруда послышался громкий всплеск – карп выпрыгнул из воды.

В доме не было почти ничего, кроме бумажной ширмы, расписанной изящной каллиграфией, тростниковых татами и очага в полу, где догорали красноватые угли, рассыпающиеся по краям серым пеплом. От неприкрытой двери тянуло вечерней прохладой, и Эри, присаживаясь на циновку поближе к огню, обняла себя руками. Она всё ещё тряслась то ли от холода, то ли от страха перед кицунэ, с которым неожиданно оказалась в одном доме, и вид танцующего пламени немного успокаивал её.