На перроне звякнул колокол, толпа, колыхаясь, закричала громче, машинист перевел блестящий рычаг, паровоз, пробуксовав колесами, тяжело тронулся.
Подойдя к ведущему в тендер проему, Рогов присвистнул:
– Так что, ездите на дровах?
– Ага, – кивнул вихрастой головой помощник.
– Дела-а, – протянул матрос, обернувшись к Ковалеву: – Ну как, Саша, дадим революционного жару?
– Непременно, – стащил тот с плеч бекешу, а приятель – бушлат, и работа закипела.
Ковалев перебрасывал напарнику с тендера аршинные березовые и сосновые поленья, помощник рукояткой отворял топку, а Рогов ловко их туда метал.
– Могёшь, – обернулся к ним машинист, оторвав взгляд от манометра с дрожащей стрелкой.
– Ну, дак! – Рогов ловко швырнул очередное полено и утер пот. Затем хлебнул воды из подвесного чайника и заорал Александру: – Шевелись, пехота!
Паровоз, освещая прожектором убегавшие вдаль нити рельсов, мчался сквозь ночь, изредка разрывая ее гудками.
Серым промозглым утром состав вкатился на перрон Виндавского[21] вокзала.
– Ну, спасибо тебе, отец, – Ковалев пожал машинисту заскорузлую ладонь. А матрос хлопнул по плечу помощника: – Бывай, хлопец.
Оба спустились вниз, переждали редевшую толпу с мешками, чемоданами и корзинами, вошли в обшарпанное помещение вокзала. Там нашли военного коменданта, предъявили мандат, и тот объяснил, как проехать в нужный адрес.
Поскольку трамваи не ходили, а это было далековато, наняли одного из извозчиков на площади рядом. Сговорившись о цене, влезли в пролетку, и Ребров сказал:
– Полный вперед, дядя.
– Но, залетная! – извозчик пустил рысью коня, бодро зацокавшего подковами по брусчатке.
В Москве ни тот, ни другой командир никогда не были и сейчас с интересом ее разглядывали. По сторонам проплывали многоэтажные дома, площади и скверы, по которым ветер гонял пожухлую листву.
– А это кто? – ткнул Рогов пальцем в сторону высокого, из позеленевшей бронзы памятника на постаменте.
– Великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин, – отозвался Ковалев. – Неужто не знаешь?
– Не, – помотал головой приятель. – Откуда?
– Учиться тебе надо.
– А мы куда едем? – обиделся матрос и рявкнул на извозчика: – Чего плетешься, как вошь на поводке? Давай живее!..
* * *
– И раз, и раз! И раз-два-три, левой! – разносилось в замкнутом казармами пространстве, рота печатала шаг по плацу.