Один не знал, что и думать – слишком много событий в чужом мире за один день, не подозревая пока, что сие даже не начало оных, а лишь предисловие.
– Придет время, и ты со спутниками узнаешь и приобретешь значительно больше, чем думаешь сейчас. А теперь – в тебе нуждаются твои друзья. Подойди ко мне.
Один не двигался с места, боясь какого-либо подвоха со стороны все знающей богини.
– Я не богиня, а пережиток прошлого, одна из немногих выживших эльфов, – в бархатистом голосе было столько неприкрытых печали и глухой тоски, что сердце, сопереживающее ее необоримой беде, защемило в груди, а ноги сами понесли хозяина к эльфийской богине (иначе Харрол не мог ее называть).
Приблизившись к ней вплотную, Один ощутил, так некстати явившееся, столь острое желание обнять эту хрупкую женщину, утешить, как умел, позаботиться о ее незавидной судьбе, спрятать за непробиваемой каменной стеной – и еще сильнейшее желание мужчины к прекраснейшей из женщин, что он с трудом держал себя в руках…
Она вложила свои маленькие горячие ладони в его.
– Я исполню некоторые твои желания, когда ты – и твои спутники – пройдешь миссию до конца и исполнишь предначертанное. А пока…
Легко сказать. И Один зажмурил глаза, борясь с неодолимым желанием. А когда открыл их, обнаружил, что стоит на блоках тракта. Все исчезло, будто спал и сейчас проснулся: ни очаровательной до безумия эльфийки, ни каменного помоста с мостками, ни полянки, окруженной кедровой чащей, куда уползли Ламия и медведь-оборотень, ни ивового коридора с шепчущими что-то на древнем языке Призраками Минувших Времен – ничего. Но все же то был не сон – Один не считался ни лунатиком, ни сумасшедшим. И если не выяснится, что с ним за ерунда произошла, то лучше никому о сем событии – никому! – не рассказывать. И думать забыть.
… Всегда осторожные голубые глаза примечали буквально любую деталь на тракте и по обе его стороны. Но пока ничего пугающе-опасного – кроме вездесущего психофона враждебности, чужой даже для этого леса, источник коей не определялся – не попадался на пути. Разве что, чем дальше на запад, тем больше зарастал древний тракт растительностью, лес вокруг густел, деревья стояли выше и старее, упорно наседая на блоки выложенной искусственно дороги. Впрочем, и чужой лес девушку не пугал, только настораживал. А вот густеющая растительность говорила Наташе о многом. И появляющиеся все чаще животные и смелеющие, большинство из коих она узнавала.