Это всегда ощущается по-разному, но всегда – через прикосновение. Иногда чужие чувства врываются в меня, тараном пробивая мои собственные, а порой это словно тихая мирная река… Или болото, в котором я вязну, которое не дает мне вдохнуть.
Но чем сильнее чувство, тем мне больнее. Всегда.
В детстве я думала, что все так умеют. Мама была в восторге: сначала от того, что я такой контактный ребенок (еще бы, я же трогала всех без разбору – так я знакомилась). Потом от того, какое богатое у дочери воображение. Думаю, ей и в голову не приходило, что я говорю правду. Вскоре и до меня дошло, что такая правда – не то, что люди хотят услышать.
«Дура, я вовсе не завидую ей!»
«Девочка врет, я так вовсе не думаю!»
«Нет-нет, я люблю своего мужа».
«Зачем ты всем сказала, что мне нравится Паша? Это не так!»
«Ты меня бесишь, ты ненормальная!»
«Никто никогда не будет с тобой дружить».
«Это не я, это она подожгла занавеску!»
«Дура!»
«Лгунья!»
«Ненормальная!»
«Больная!»
«Саша, ты уже была у психолога?»
Случилось много всего, прежде чем я перестала прикасаться к людям. Прежде чем вообще перестала об этом говорить. Но главных выводов – пять:
Люди всегда хуже, чем думают сами о себе.
Никому не нравится правда.
Нет ничего веселого в том, чтобы знать чужие тайны.
Если ты другая, не признавайся НИКОМУ.
И главное – пятое:
Никому. Нельзя. Помочь.
Никогда.
– Ма-а-ам, вы дома? – шепчу я, открыв дверь.
Комната отвечает молчанием, и я с облегчением понимаю, что, наконец, смогу побыть одна. С появлением Ксю это стало такой роскошью, что я уже и забыла, когда в последний раз квартира была только в моем распоряжении. Нет, я люблю Ксю. Она такая простая, ее цвета такие чистые… Прикасаться к ней все равно что смотреть на небо где-нибудь в лесу. В такие минуты мне становится легче дышать. И вообще… становится легче.
В холодильнике почти нет нормальной еды – в основном баночки со всякими овощными смесями и грустные свидетели маминых попыток похудеть: сельдерей и обезжиренный йогурт. Поморщившись, я хватаю яблочное пюре, погружаю в него ложку и наконец разрешаю себе подумать о том, что случилось.
Макарыч, конечно, потащил нас в медпункт. Я пыталась отвертеться, но он выглядел до смерти испуганным, даже руки тряслись. Еще бы, ученица грохнулась с каната! Прямо в объятия самого красивого (и, как оказалось, самого одинокого) парня в классе.