«Да ведь это – царица Евдокия, в иночестве – Елена! – Алешу будто кипятком обварило от этой мысли. – Её сюда привезли, чтобы она смотрела на муки своего полюбовника – Глебова Степана. Оттого и глаза ей закрыть не дозволяют!»
И тут же за стеклянной дверцей кареты промелькнуло лицо: круглое, дерганое, с вздыбленными усами, с большими, чуть навыкате, глазами. Государь Петр Алексеевич, никогда не любивший Москву, соизволил пожаловать сюда в лютый мороз. Свою отвергнутую жену он явно не любил куда сильнее, чем Первопрестольный град.
Алеша опустил взгляд к брусчатке площади – заплеванной подсолнуховыми семечками, перепачканной кровавыми брызгами. И стал пробираться в противоположную от кареты и возка сторону – туда, где раззявливали глаза и рты отрубленные человеческие головы, насаженные на пики. Однако ему долго не удавалось обнаружить то, ради чего он отважился прийти сюда в этот страшный день. Алеша нашел искомое лишь тогда, когда подобрался почти вплотную к тем жутким пикам.
На одну из них уже успели насадить голову Федора Журавского. Но – царевнин певчий явно мог бы почитать себя счастливчиком в сравнении с господином Глебовым. Пожалуй что, они все могли бы почитать себя таковыми рядом с ним: и казненные, и те, кого должны были сегодня прилюдно истязать кнутами. До Алеши уже доносились истошные вопли одного из этих несчастных – вперебивку с хлесткими, смачными ударами.
«Неспроста мэтр сотворил над собой такое – знал, что не сдюжит», – с черной тоской в сердце подумал Алеша.
И тут же, словно мысль его обрела зримый образ, он увидел голову своего учителя – посиневшую почти до черноты, с запекшейся кровавой коркой вокруг рта, насаженную на одну из пик.
А прямо возле этой пики – будто его, Алешу, поджидая, – стоял он: Иван Венедиктович. Дьявол в человечьем обличье. Погубитель мэтра – да и всех, кого убивали и терзали здесь нынче.
«Может, он и вправду ждет меня, – подумал Алеша, хоронясь за спиной какого-то рослого, дюжего мастерового, скорее всего – кузнеца. – Пытать и допросить мэтра он так и не сумел – тот улизнул у него из-под носа. Вот он и дожидается – кто придет, чтобы отдать мэтру последний долг».
А уж, видит Бог, он, Алексей Востриков, накопил таких долгов перед мэтром Филиппом Корнелем воз и маленькую тележку. Начать хотя бы с того, что именно он, раб Божий Алексей, позволил мэтру умереть.