– Но мой гардероб стоит сотни фунтов стерлингов, – рассердилась она. – Какие сотни – тысячи! Одно платье от Баленсиаги обошлось мне в пятьсот фунтов, не говоря уже…
– А в какую сумму вы оцениваете собственную жизнь? – усмехнулся Зейгеро. – Может, захватим ваше платье от Баленсиаги, а вас оставим? Лучше наденьте его поверх всего. Пусть все увидят, как нужно одеваться для путешествия по ледовому плато.
Англичанка холодно взглянула на боксера:
– Страшно остроумно.
– Я и сам так считаю, – согласился Зейгеро. – Вам помочь, док?
– Оставайся здесь, Джонни, – вскочил Солли Левин. – Поскользнешься, что тогда?..
– Успокойся, успокойся, – похлопал его по плечу Зейгеро. – Буду изображать из себя начальника, только и всего, Солли. Ну так как, док?
– Спасибо. Намереваетесь пойти со мной, мистер Корадзини? – спросил я, увидев, что тот уже облачается в парку.
– Хотелось бы. Не сидеть же весь день сложа руки.
– Но ведь у вас еще не зажили раны на голове и на руках. На холоде они будут причинять адскую боль.
– Надо привыкать, правда? Показывайте дорогу.
Похожий на огромную раненую птицу, севшую в снег, авиалайнер был едва различим в сумеречном свете полярного дня. Он находился к северо-востоку в семистах – восьмистах ярдах от нас. Левое задравшееся крыло было обращено к нам. Сколько ходок надо сделать к самолету, одному богу известно. Через час или около того и вовсе стемнеет. Я решил, что нет смысла двигаться в темноте извилистым маршрутом, каким пришлось следовать накануне, и с помощью Зейгеро и Корадзини наметил прямую трассу, устанавливая через каждые пять ярдов бамбуковые палки. Несколько таких палок я взял из туннеля, а остальные были переставлены со старого места.
В самолете было холодно и темно, как в склепе. С одной стороны фюзеляж уже покрылся слоем льда, иллюминаторы, заиндевев, не пропускали света. При свете двух фонарей мы походили на призраков, окутанных клубами пара, почти неподвижно висевшими у нас над головами. Тишину нарушали лишь шумное дыхание да хрип, который издает человек в сильную стужу, когда старается не делать глубоких вдохов.
– Господи, ну и жуткое местечко, – заметил Зейгеро, ежась не то от холода, не то от чего-то другого. Направив луч фонаря на мертвеца, сидевшего в заднем ряду кресел, он спросил: – Мы… мы их там оставим, док?