– Ничего подобного, – возразил я. – Нос и хвостовая часть авиалайнера уцелели. Не знаю, какова причина пожара, но, уверен, она существует, и весьма убедительная. Можете убрать эти вещи, мистер Корадзини. Вы правильно отметили: тут действуют не новички.
В наступившей тишине Корадзини отнес личные вещи пассажиров в угол. Джосс вскинул на меня глаза.
– Во всяком случае, одно обстоятельство стало ясным.
– Ты имеешь в виду взрывчатку? – спросил я, досадуя на себя за то, что не обратил должного внимания на громкое шипение возле корпуса авиалайнера. Какой-то умник установил взрывное устройство близ топливной магистрали, баков с горючим или карбюраторов. – Совершенно верно.
– О какой это взрывчатке вы толкуете? – вмешался сенатор Брустер.
Он до сих пор не успел прийти в себя: так его напугал Джекстроу.
– Кто-то похитил детонаторы, чтобы сжечь самолет. Кто именно, неизвестно. Может, даже вы. – Видя, что государственный муж готов шумно возмутиться, я предостерегающе поднял руку. – Возможно, любой из остальных семерых. Не знаю. Я знаю одно: лицо или лица, совершившие убийства, совершили и кражу. Они же разбили радиолампы, украли конденсаторы.
– И сахар сперли, – добавил Джосс. – Только на кой бес он им понадобился?
– Сахар! – воскликнул я.
Слова застряли у меня в горле. Я посмотрел на низенького еврея, Теодора Малера, и заметил, как тот вздрогнул, бросив нервный взгляд на Джосса. Ошибиться я не мог. Прежде чем он увидел выражение моего лица, я отвел глаза в сторону.
– Последний мешок, – посетовал Джосс. – В нем фунтов тридцать было. Было да сплыло. На полу туннеля я обнаружил лишь горсть сахару, да и тот смешан с битым стеклом от ламп.
Я покачал головой, но промолчал. Зачем кому-то понадобился сахар, этого я не мог понять.
Ужин в тот вечер был скудным: суп, кофе и пара бисквитов. Суп жидкий, бисквиты на один укус, а кофе без сахара, по крайней мере, я пил через силу.
Трапеза прошла почти в полном молчании. Время от времени то один, то другой пассажир поворачивался к соседу, чтобы что-то сказать, но мгновение спустя закрывал открытый рот, так и не произнеся ни звука. Каждый думал о том, что его сосед или соседка может оказаться убийцей или, что ничуть не лучше, считает тебя убийцей. Царившая за столом атмосфера была просто невыносимой. Особенно в начале ужина. Потом меня стали заботить более серьезные проблемы, чем умение вести себя за столом.