Первые моменты после пробуждения стали для Лейлы как возвращение из мира сновидений с розовыми облаками в суровую реальность, где перед ней комки серых запутанных нитей. Она постепенно осознавала, что находится в теле Алана, ощущая его собственные мысли и эмоции, но пока не вмешивалась в его сознание, а изучая обстановку.
В итоге её поразило, что Алан ничего не помнит до их встречи, даже вернувшееся воспоминания о другом мире позабыл. Поэтому дьяволица решила понемногу подключать его воспоминания маленькими обрывками, начиная с хороших и переходя к плохим. Лейла понимала, что её действия в теле Алана должны быть предельно осторожными и ограниченными, чтобы полностью не нарушить его естественный ход мыслей и воспоминаний. Иначе это может вызвать стресс и отказ вовсе вспоминать все произошедшие события.
Каждый раз, когда Лейла замечала, что начинает погружаться слишком глубоко в его воспоминания, она старалась моментально отвлечься и вернуть юношу в реальность. Всё происходило как борьба с самой собой, где каждая победа означала приближение к достижению цели, а каждое поражение могло обернуться катастрофой.
Алан чувствовал, что его разум как бы обволакивается густым туманом, который то и дело мешал ясно вспомнить происшедшее. Однако воспоминания с той аварии всё-таки вернулись: резкий шум колёс машин, пытающихся притормозить, вскрик матери, а после тяжёлое дыхание забивает полностью слуховой аппарат. Вернулись воспоминания и о прошлом мире, о сделке с Лейлой, – абсолютно всё, и это вызвало панику. Как вдруг снова сработал защитный механизм разума. Отчётливые образы прошлого, усиливающие страдание и вину, забывались уже через пару минут. Каждый раз, когда Алан пытался собрать кусочки прошлого, словно собирая пазл, он ощущал, как ускользает из рук последний фрагмент, потому что страх овладевал перед жутким образом прошлого. И даже с помощью дьяволицы не получалось собрать всю картину, чтобы она не разрушилась спустя десять минут или час. Несмотря на это, Лейла насильно возвращала воспоминания обратно, заставляла хранить их в памяти.
На пятый день Алан не сказал ни слова, не желал есть и пить. Опустошённый взгляд Рамиреса был направлен в потолок. Он часами глядел на него. В его глазах замерла тоска, одиночество и боль от утраты. Тысячи невысказанных слов и чувств застряли на кончике языка вместе с беспомощным криком, который очень сложно удержать, но внутренний барьер не позволял показать страх, панику, отчаяние.