– Прости, я не сдержался и напугал тебя.
Я молчу и зажмуриваю глаза. Будто бы возможность не видеть то, что происходит, позволит мне ничего не чувствовать.
Рука Храмцова осторожно следует от моего бедра к груди, он придвигается ко мне ближе, и я ощущаю его твердую плоть на своих ягодицах. Его тяжелое дыхание обжигает мне плечи, и я жду, что он снова сорвется и нападет на меня. Но он нежно мнет мою грудь (и где он ее только нашёл?), катает пальцами соски и неторопливыми поцелуями осыпает мои плечи и спину.
– Расслабься, – шепчет он мне в ухо, – я не сделаю тебе больно.
И хотя несколько минут назад все говорило об обратном, я ему верю.
И со мной начинает происходить что-то невероятное. Тело реагирует на его прикосновения, и я становлюсь точно пластилин, полежавший на солнце. В промежности начинает все свербеть, сердце ускоряет такт и кажется будто выпрыгнет из груди. И я не знаю, что должно произойти, чтобы эта блаженная мука закончилась. Вместо вздоха с моих уст срывается то ли всхлип, то ли стон, и я ощущаю, как сзади плоть шефа напрягается еще сильнее. И как ни странно, это находит отклик и в моем теле.
Он скользит ладонью к моему лону, и искусные движения его пальцев между складками моего тела заставляют меня дрожать и постанывать. К моей голове приливает кровь, и эта сладостная агония становится невыносимой.
Храмцов опрокидывает меня на спину и начинает целовать все мое тело. Но уже не грубо, а нежно, ласково, местами играючи. Какие-то неведомые силы тянут меня вверх, я изгибаюсь в пояснице и хватаюсь за подушку, вдавливая пятки в матрас. Словно пытаясь удержаться и не улететь.
Его язык дразнит мой клитор – то приникая к нему плотнее, то отстраняясь и едва касаясь, и все мое лоно изнывает от нестерпимой сладкой боли, и из горла рвутся какие-то нездоровые животные звуки. И мне хочется ударить Романа Викторовича, чтобы он прекратил эту пытку, и дал желанную разрядку.
И вдруг всепоглощающая волна проходит через все мое тело и сосредотачивается в том маленьком бугорке, который теребит Храмцов. Мои конечности сводит судорогой, я замираю, дыхание перехватывает, и я боюсь, что умру от снизошедшего на меня упоения.
А потом меня медленно отпускает и по телу распространяется приятная нега. И я радуюсь, что человеку дано право на это удовольствие и что мне довелось его испытать.