Рома молчаливо присоединился к безмятежно спящему российскому большинству. Его можно было пинать, бить, трясти, что Коля и делал с нарастающим усердием из-за отсутствия какого-либо намёка на реакцию: ни чуть заметной дрожи век, изменения дыхания, ни, тем более, сопротивления.
– Мешок с дерьмом, – Коля в сердцах отбросил математика на сиденье.
– Ты хоть скажи, на хрена мы припёрлись сюда?
Коля сердито засопел: никак не верилось, что этот сонный, подслеповатый городишко вот-вот накроет катастрофа и, может быть, даже вселенского масштаба. Но математик дрыхнет, не спросишь, придётся ждать, когда его ясный ум протрезвеет. А если это случится слишком поздно?
– Всё. Спать с тобой и с этим, – Люська кивнула в сторону Ромы, – в одной машине у меня нет желания.
– То есть? – насторожился Коля, предположив для себя подзаборный вариант.
– Ну, кто-то сдаёт койки…
– А где узнать?
– А «24 часа» на что? – нашла выход Люська.
– Здорово придумала. Иди спрашивай, а я теоретика поберегу. Я к нему пересяду.
Коля перебрался на заднее сиденье, придав Роме сидячее положение, поудобнее и потеплее устроился на теоретике; соло баритонального тенора переросло в дуэт с басом-октавой. Коля, возможно бы, проспал и до утра, но во сне он остро почувствовал пустоту в салоне: Люськи нет, причём давно. Резко открыв глаза, он убедился: да, точно, нет.
– Куда эта коза делась?
Набрал Люськин номер – в ответ раздался звонок на сиденье впереди.
«Она что, ещё и мобилу забыла?» – вытащив её телефон и убедившись, что вызов с его номера, Коля положил мобилу рядом с собой и принялся за академика: тряс и лупил его от бессилия, вымещая зло от невозможности принять идиотскую ситуацию.