Странно, но время здесь обрело иную реальность, замедленное течение и (невероятно!) аромат. Оно пахнет яблоками и звездами.
Последние годы время, колючее, как ежик, пробегало, подгоняемое желанием забыть о прошлом и начертить другой график жизни, с новыми координатами.
Будущее манило иллюзорными мечтами. Реальность заштриховывала их.
Сегодня напряжение последних лет сползло на землю невидимой паутиной, что спеленала меня. Тело расслабилось. Шелковистый воздух волжской ночи обнял меня, и душа раскрылась, воспарила, сливаясь с родным поселком, со всем миром, который ласково покачивал меня.
Мне снились счастливые сны.
5
Два дня, наполненных яркими эмоциями и светлыми мыслями, закончились.
Прощальный завтрак на веранде. Солнце выглядывает из-за облака. Пахнет дождем. Струями стекаются ароматы зрелого сада, вытесняя робкие флюиды осенних цветов.
Это место на Земле дало мне то, что я долго не могла обрести: покой и понимание всех событий моей жизни.
До приезда сюда ветер времени носил меня, как перекати-поле, что-то пел и подсказывал, но я не понимала его языка. И только этот уголок принял заблудшую душу и вернул на светлую сторону мира.
– Саша, ты уверен, что это твоя мама? – мысли об этом не дают мне покоя.
– Верю. Даже несмотря на то, что у нее нет родинки на плече. Когда ее искали, отец писал: «Родинка на левом плече в форме листка осины». Так вот, родинки нет. Но, Верочка, даже если это не она, я считаю ее мамой. Душа моя так решила.
– Да, Саша, ты прав, – мои губы касаются его щеки.
Чемодан собран. Как бы хотелось сложить в него все то, что я обрела здесь.
Мы встаем. Я смеюсь:
– Саша, твои любимцы прощаются со мной.
Сонный паук на ручке чемодана плетет нити для нового узора. Приходит мысль о том, как крепки нити детства и солнечных дорог.
Я обнимаю дорогого человека:
– Прости, Саша, что я не пустила тебя в мой домик под яблоней.
Этот город для меня, как недосягаемая мечта, как безответная любовь, которая отдается болью там, где находится душа. Трепет ожидания, жажда прикосновения к невероятной красоте и музыке необычного города в призрачной молочности белых ночей живет во мне.
Он меня не знает, не чувствует моего преклонения перед ним, не слышит моих признаний…
Город, манящий всполохами зарниц из того мира, который давно ушел от меня, но остался послезвучием, послесловием, последней паутинкой, связующей с ним.