Итак, ваша дружба с Оденом продолжилась.
Оден пригласил меня навестить его в Кирхштеттене 21 июля 1970 года; позднее, в июне 1972 года, он там же принял у себя Бродского. Когда Оден пригласил меня туда, его предисловие уже было готово, и Керран, специалист по российской истории из университета штата Огайо, уже отвез его Иосифу в Ленинград. Мой визит к Одену был приятным и плодотворным. Я прочел Одену переработанный текст своей вступительной статьи. В письме Стангосу на следующий день из Парижа я сообщил: Оден заверил меня, что находит статью «вполне верной», что в ней сказано «то, что необходимо сказать о Бродском как о поэте».
Но кое в чем работа над пенгуиновским изданием шла негладко.
Не без того. 28 июля Стангос огорошил нас идеей из совсем другой оперы. Ал Алварес40 – в «Пенгуин букс» он был консультантом по вопросам поэзии – прежде давал мне ценные рекомендации о том, как улучшить черновые варианты моих переводов. Однако Стангос и Алварес сообща решили, что хорошо бы включить в томик Бродского примерно пятьдесят страниц стихов Натальи Горбаневской. Горбаневская и Иосиф дружили – позднее она даже оказалась среди горстки тех, кого он пригласил на церемонию вручения Нобелевской премии в Стокгольм41.
Но тогда, в 1969 году, Горбаневскую знали в основном как политическую диссидентку и активистку. Она бесстрашно осудила вторжение в Чехословакию в августе 1968 года, осуществленное под руководством СССР, и много выстрадала от сотрудников тайной полиции.
В декабре того же года ее арестовали, а в следующем году упекли в психиатрическую больницу.
Я написал Стангосу категоричный ответ. Вот что я заявил ему в письме 10 августа: «Чрезвычайно важно, чтобы Бродского представили аудитории в качестве поэта, а не в качестве политического диссидента или агитатора. А значит, его творчество не должно ассоциироваться с кем-то, кто известен в основном политической диссидентской деятельностью и агитацией». Я написал, что Горбаневская, бесспорно, человек принципиальный и храбрый, но ее было бы «резонно назвать „гражданским поэтом“, а к Бродскому этот эпитет неприменим – не больше, чем к Донну или Элиоту, хотя всех троих как людей, поэтов и граждан волнует тема свободы».
Стихи Горбаневской – по крайней мере, те, которые мне довелось прочесть, – лиричные и личные, но я определенно понимаю, отчего вы так восприняли идею Стангоса.