14 января того года Исайя Берлин написал вам письмо из колледжа Вулфсона, Оксфорд: «На мой взгляд, он самый проникновенный из ныне живущих поэтов, даже если и не самый лучший, и я рад получить любое его произведение и рад получить ваши переводы». Эта оговорка – «даже если и не самый лучший» – раздосадовала бы Ахматову, дружившую с Берлиным. Затем, 11 мая 1970 года, он написал вам, чтобы поинтересоваться, как ему послать Иосифу телеграмму, а заодно выразил опасения: «подобная телеграмма от кого-то наподобие меня подвергла бы его риску, а, значит, в конечном итоге принесла бы больше вреда, чем пользы, пусть даже ему было бы приятно ее получить». «Я действительно в большом восторге от его стихов, как вы вполне можете себе представить. Но я не знаю, в каком списке числюсь у советских властей, и мне страшно даже подумать, что мой поступок ухудшит его положение. Не будет ли лучше, если я попрошу Лоуэлла отправить ему что-нибудь?» Вы предположили, что будет благоразумнее, если поздравление направит кто-то наподобие Лоуэлла, поскольку Берлин, «возможно, числится в некоем советском черном списке чуть ли не по высшему разряду». Это поздравление, по-видимому, много значило, ведь Берлин организовал поездку Ахматовой в Лондон и Оксфорд в 1965 году. Тем временем обмен мнениями с лондонским «Пенгуином» и тайная переписка с Ленинградом продолжались. Но вы все отчетливее и отчетливее осознавали, что Иосифу Бродскому нельзя долее оставаться в СССР.
По вопросам издания книги и переводов Стангос и Альварес связывались со мной по почте, а иногда по телеграфу, один-два раза – по телефону, они позвонили мне из Лондона в Ардмор, это в Пенсильвании. Лично мы встречались дважды – в августе 1968‑го и в июле 1970‑го в лондонском кабинете Стангоса. После отъезда из СССР Бродский приходил в тот же кабинет к Стангосу – это было в июне 1972-го, присутствовали также Альварес и Оден. В следующий раз Бродский побывал в издательстве в июне 1973-го, когда «Selected Poems» уже отправили в типографию.
Поддержка Одена определенно помогла Иосифу, но еще важнее, что после личного знакомства у Одена пробудился свойственный ему могучий «отцовский инстинкт». Он организовал Иосифу ошеломляющий дебют на Международном поэтическом фестивале в Лондоне в июне 1972 года. В статье в «Кеньон ревью» я описала это так: