Хроника дождливого вечера - страница 2

Шрифт
Интервал
Ночь, туман, немного сыро,
фрукты и стакан вина,
холст с вершинами Памира
облупился, как стена.
Город спит, в разгаре лето,
зарождается гроза,
и мигают жёлтым светом
светофоровы глаза.
Сохнет мамина фиалка,
обделённая водой.
Мимо едет поливалка,
слой стирая вековой.
Устаревшую приманку
в ночь бросает ловелас.
Ход событий наизнанку
выворачивает нас.

«Ничего не происходит…»

Ничего не происходит,
человек к стеклу приник,
перекрёсток переходит
одинокий дождевик.
Перепад высоток пьяных,
шпиль царапает глаза,
в зоопарке обезьяны,
и метро всем этим за.
Выпьем, няня, где же кружка,
где хорошее вино?
Гром шарахнет, словно пушка
или рыба в домино.
Вечер душу раскурочит,
ветер тучи гонит прочь,
и косой, неровный почерк
перемалывает ночь.

«Ночной трамвай маршрута номер три…»

Ночной трамвай маршрута номер три,
ты разрезаешь город изнутри.
Скользишь колёсами по двум тупым ножам
и подбираешь сонных горожан.
Включу воспоминаний патефон,
и пусть летит, качается вагон,
пусть за окном мерцают фонари,
ночной трамвай маршрута номер три.
Греми доспехами, ныряй в сырой туман,
звени, как полный мелочи карман.
Притормози у тусклого огня
и в темноту высаживай меня.

1986

Серый асфальт и дождь,
очередь за вином,
сразу не разберёшь,
какой тебе нужен дом.
Времени атрибут —
кожаный дипломат.
«В руки одну дают», —
спереди говорят.
Кто-то успел уснуть,
авоськой упав с плеча
на клумбу, которой суть
покрышка от тягача.
С пенкой вода в ручье,
стекающем с крыши, сквозь
трубу, водосточнее
которой здесь не нашлось.

«Ты удивишься, что Балчуг – остров…»

Ты удивишься, что Балчуг – остров,
и не подходит под пункты ГОСТа
за близость от крепостного рва.
Арбат – арба, и орда – Ордынка,
и что славянского дно суглинка —
меряне, вятичи, татарва.
Что первый – Минин, второй – Пожарский,
и в том киоске на Пролетарской
по-прежнему жироточит гриль.
Года идут, тяжело смириться,
что впереди их примерно тридцать
и нас (наверно) сдадут в утиль.

«Войди в лютеранскую кирху…»

Войди в лютеранскую кирху
Введенского кладбища, где
напоминает пробирку
электросвеча на стене.
Ни ладана здесь, ни хора,
немецкая строгость, и
на статуе Мельхиора
играют её огни.
Мерцают, морозу внемля,
и не осветят следа
ступивших на эту землю
оставшихся навсегда.

«Фамилия у подкидыша корнями из…»

Фамилия у подкидыша корнями из:
замусоленных папок, листов печатных,
полустёртых букв, разрешений, виз,
Следующая страница