.
Большое влияние на дальнейшую судьбу римского права в Европе оказал Бартол (1314 – 1357). Он ставил вопрос не о том, какая правовая система применяется к данному фактическому составу дела, а том, какая группа отношений подпадает под данную норму права. Было проведено различие между статутами (или, вернее, между статутарными и обычными нормами), относящимися к лицам (личными, или персональными статутами, – statute personalia), и статутами, относящимися к вещам (вещными, или реальными, статутами, – statuta realia). Как объясняет Д. Каверс (Cavers), «реальный статут применялся только внутри территории этого государства. Персональный статут следовал за гражданами везде. Со временем эта простая схема перестала удовлетворять жизненным реалиям. Соответственно был определён третий класс статутов – „смешанный“… Проблема заключалась в том, что ни судьи, ни учёные не могли прийти к общему мнению относительно того, какой статут являлся личным, какой реальным, и что понимать под смешанным статутом»30. По мнению Вольфа, смешанные статуты «касаются формы договоров и их непосредственных и естественных последствий»31.
Говоря о положении иностранцев, Бартол различал статуты запретительные (statuta prohibitoria), т.е. запрещающее что-либо, разрешенное римским правом, и дозволительные (statuta permissoria), расширяющие свободу32.
Еще одним представителем итальянской доктрины статутов являлся Бартоломей Салицет (1363—1412), который рассматривал отдельно столкновения законов о контрактах, деликтах и наследствах33.
В XVI веке дальнейшее развитие итальянской статутарной теории осуществлялось французскими юристами. Выдающимся среди них был Шарль Дюмулен. Он считается родоначальником теории «автономии воли» в коллизионном праве: он допускал применение к договорам тех из разноместных обычаев (кутюмов), которым стороны хотели подчинить свои обязательства. Для разрешения вопросов, не зависящих от воли сторон, Дюмулен применял деление кутюмов на реальные (обязательные для всех лиц, находящихся на данной территории) и персональные (кутюмы, «следующие за лицом»)34.
Другой правовед Франции XVI века – Б. д’Аржантрэ, – считал, что все кутюмы, в принципе, территориальны; закон местонахождения вещи определяет права на вещи, а закон местожительства лица – право- и дееспособность лица.