Всего за тот вечер Люмьеры показали пять фильмов (каждый продолжительностью по 50 секунд). «Завтрак младенца» – ребенка кормил сам Огюст Люмьер. За столом сидела его супруга Маргерит. Младший брат Огюста Луи в это время крутил ручку киноаппарата (того самого, красного дерева, который показывал в эти минуты фильм). «Вылавливание красных рыбок», где маленькая дочь Огюста, сидя на руках отца, пытается поймать в аквариуме рыбку. И «Вольтижировка» – фильм, в котором сняты упражнения кавалериста-новобранца.
В общей сложности сеанс длился 15 минут.
Этот первый в истории киносеанс завершился под аплодисменты зрителей. Парижане были в восторге. Фокус? Да это настоящее чудо!
Недоволен был только хозяин «Гран-кафе». Когда в зале зажегся свет, и первые зрители разошлись, он страшно раскричался и потребовал… выбросить киноаппарат вместе со всеми лентами в Сену. Что его так напугало, непонятно. Но этот досточтимый мсье был уверен, что кинематограф – промысел дьявола. И вместе с «живыми картинами» в жизнь французов придут падение нравов и разврат…
Его успокоила арендная плата, врученная Огюстом Люмьером за три дня вперед. Деньги-то были хорошие. 30 франков – столько стоил приличный костюм.
Сеансы на бульваре Капуцинок, 14, шли до самого Нового 1896 года. И каждый день швейцару приходилось осаживать толпу любопытствующих – «индийский» зал «Гран-кафе» вмещал лишь 35 человек. А Люмьеры отказывались поднимать цену – 1 франк, и никаких гвоздей.
А в январе 1896-го Люмьеры сняли более вместительное помещение – знаменитую «Олимпию» (на этой же улице, в доме 28). И теперь киносеансы собирали по 2500 человек, хотя на улице по-прежнему оставались те, кто не успел купить билет.
Доходы Люмьеров резко возросли. И хозяин «Гран-кафе» уже кусал локотки, понимая, какой куш он упустил.
Слава о кинематографе моментально разнеслась по всему Парижу. Возле «Олимпии», которая и до этого не страдала от нехватки посетителей, толпился народ, который жаждал увидеть фильмы братьев Люмьер.
Это было похоже на сон. Кинематограф братьев Люмьер пользовался феноменальным успехом. Во всех парижских газетах (а затем и не только в парижских) появились восторженные статьи об изобретении. На «Олимпии» появились уже настоящие живописные афиши – одной из первых была работа художника Марселлина Озоле.