Культурный капитал может существовать в трёх различных формах: в материальных предметах (объективированный), в квалификациях и званиях (институционализированный), в виде субъективных знаниях человека и его воспитания (инкорпорированный). В процессе социализации мы приобретаем знания об окружающем мире. Мы получаем среднее образование, заканчиваем институт и получаем определённую профессиональную квалификацию. В свободное время некоторые из нас стремятся к самосовершенствованию своих навыков, кто-то проходит дополнительные курсы, кто-то занимается чтением книг. В общем виде, люди обогащают свой культурный уровень. Теперь, когда мы имеем определённое представление о трёх основных формах капиталов, можно указать, что они могут конвертироваться друг в друга. То есть, люди обладающие большим экономическим капиталом, могут позволить себе более дорогое, а вместе с тем и качественное образование, тем самым увеличив свой культурный капитал. Наоборот, люди обладающие высоким культурным капиталом могут получить более высокую должность, а следовательно увеличить своё материальное богатство. Как видно из этого рассуждения, все капиталы связанными между собой. Социальный капитал и вовсе соединяет внутри себя и экономический, и культурный капиталы вместе. Наше экономическое положение придает нам идентификацию с определенным классом, то есть с социальной группой. Из социологических исследований известно, что каждая социальная группа обладает своей культурой, следовательно человек с определённым экономическим капиталом, который идентифицируются с определенной социальной группой имеет свою определённую культуру, свойственную данной группе3.
Однако, несмотря на то, что исследования Пьера Бурдье дополнили понятие социального действия структурными факторами (габитус и поле, капитал), в его концепции виден формальный детерминизм. Социальное действие лишилось своей сущности, своего качества и стало лишь формулой. При этом, данная формула исключает личности индивида, субъекта действия. Необходимо отметить, что через концепцию Бурдье сложно понять истоки и последствия эмоциональных действий, а также действий, которые Макс Вебер назвал традиционными. Также непонятным остается процесс того, как формировались социальные поля и габитуса в процессе истории человечества. Создаётся видимость постоянства социальных полей, в которых меняется только распределение капиталов. Однако мы не можем отрицать качественное преобразование социальной системы общества. Также, на общетеоретическом уровне, мы можем заметить, что социальные поля не являются полностью автономными. Это хорошо объясняет марксистская теория: образование не замыкается исключительно на образовании. На него также влияет и экономическое, и политическое, и прочие поля. Более того, если быть более радикальными, можно сказать, что образование это лишь инструмент для экономически и политически господствующих групп (смотрите исследования Ивана Иллиха). Поэтому теория Пьера Бурдье и вправду внесла большую ясность в понимание влияния структурного контекста на действия людей и их практики, однако не смогла полностью объяснить многообразие социальных действий, формирование социальных отношений, механизмы социального контроля. Она теряет свои положительные стороны при историческом анализе и при качественном изменении ситуации в общественной жизни. Также она не может объяснить истоки и механизмы реализации иррациональных, эмоциональных действий и действий выходящих за рамки социального поля, ломающие прежние габитусы. Его теория нуждается в дополнении историческим анализом и агентности (признания возможной творческой деятельности субъекта, его производящей материальной практики).