Мать котенка ожидала атаки, поджидала боли, выжидала смерти. Но чудовище не устремилось к ней. Оно присело, его огромная фигура очертилась красным светом, проникающим в комнату, и стала еще более ужасной, еще более гротескной. Это был не человек, не животное, не монстр. Это было нечто невообразимое, нечто, что не может быть описано словами. Чудовище обратило свой немигающий взгляд на котенка, лежащего на полу. В его глазах не было злости, не было жажды крови. Было что-то более глубокое, более темное. Он протянул руку с бесцветным глазом, а затем шепнул голосом, который схож с тихим сверчением, со звуком, который проникал в самую глубину ее души: «я пришел за ним…»
Кошка не могла понять, что имеет в виду это чудовище. Но она чувствовала, что это не просто угроза, это предупреждение. Это был приговор.
В глазах отражался ужас, не от собственной смерти, а от смерти малыша. Она была готовая ее встретить, но не могла принять смерть своего потомка.
Квартира как застывший призрак из прошлого, стояла посреди руин, напоминающая о былом величии, ныне разрушенном. Ее фасаду, словно изможденному воину, немилосердно досталось от времени. Изъеденные штукатуркой стены, как почерневшие от шрамов, носили следы разрушений. Пустые глазницы окон, обрамленные заржавевшими ставнями, уныло смотрели на мир, словно застывшие в вечном страхе. В них отражалось забвение, тишина, а иногда – и унылая безжизненность мира. Дверь, покрытая бугорками ржавчины, тяжело скрипела на петлях, будто стонала от боли, напоминая о своем стареющем возрасте. Внутри, в полумраке, витал запах сырости, смешанный с ароматом затхлости и забвения. Стены, покрытые трещинами, напоминали морщины на лице старика, прожившего долгую и трудную жизнь. Они хранили в себе отпечатки пережитого ужаса, свидетельствовали о войнах, землетрясениях, о разрушениях, которые они пережили. Пол, покрытый слоем пыли, похожим на туманное полотно, на котором отпечатались следы времени и войны, хранил в себе истории о прежних жителях, о их радостях и печалях, о их мечтах и разочарованиях. Пыль, словно пепел давно погасшего костра, покрывала все: старую мебель, потертые книги, чугунные радиаторы, ржавые кастрюли, находящиеся в какой-то забытой судьбе. Каждый предмет, каждая трещина на стене, каждая капля сырости в воздухе рассказывала о прошлой жизни. Квартира была застывшим моментом времени, остаточным отпечатком былой жизни, словно призрак, который не мог уйти. Она была забытым воспоминанием, о котором никто больше не помнил. Тяжелые дубовые двери, увенчанные ржавыми железными петлями, скрипнули, открывая путь в пугающую обитель. Внутри царила гнетущая тишина, нарушаемая лишь тихим шорохом ветра, проникавшего в дом сквозь щели в полуразрушенных окнах. Воздух был густым и влажным, пропитанным дурманящим запахом гниения, смешанным с приторным ароматом пыли и затхлости. Старик, чьи стопы ступали по скрипучим деревянным доскам, был похож на живой скелет, облаченный в лохмотья. Его лицо было высечено из твердого дуба, морщинами, глубокими и многочисленными, как реки на старой карте. Эти борозды рассказывали историю тяжелой жизни, полную бед, утрат и неумолимого времени, оставившего на лице печальный отпечаток. Глаза, когда-то яркие и полные жизни, теперь потускнели и похоже на два мертвых очага, в которых угасли все искры. Они смотрели на мир сквозь мглу памяти, и в них отражалась бездна печали и отчаяния. Движения старика были медленными, будто опасаясь разбудить тех, кто погиб в этом доме во время войны. Каждая ступень отдавалась глухим эхом в пустой комнате, и в тишине было слышно тихое шелестение его лохмотьев. Он двигался как призрак, осторожно пробираясь сквозь темные коридоры, ощущая на себе тяжелый взгляд невидимых глаз, следящих за ним из глубины дома.