По желанию русского поэта конвойный офицер представил его Фазиль-хану. Пушкин рассказал об этом в первой главе «Путешествия в Арзрум»: «Я, с помощию переводчика, начал было высокопарное восточное приветствие; но как же мне стало совестно, когда Фазил-Хан отвечал на мою неуместную затейливость простою, умной учтивостию порядочного человека! Он надеялся увидеть меня в Петербурге; он жалел, что знакомство наше будет непродолжительно и проч. Со стыдом принужден я был оставить важно-шутливый тон и съехать на обыкновенные европейские фразы. Вот урок нашей русской насмешливости. Вперед не стану судить о человеке по его бараньей папахе и по крашеным ногтям»
Интересно описывает тягу Пушкина ко всему персидскому издатель, поэт и историк Сергей Дмитриев в своем труде «Побег в Арзрум, или Самое загадочное путешествие Пушкина»:
«Именно Н. В. Гоголь лучше, чем кто-либо другой, понял, какую роль в творчестве Пушкина сыграл Восток. По его словам, судьба совсем не случайно «забросила» поэта туда, «где гладкая неизмерность России прерывается подоблачными горами и обвевается югом», Кавказ не только поразил Пушкина, но и «вызвал силу души его и разорвал последние цепи, которые еще тяготели на свободных мыслях». В итоге, как писал Гоголь о поэте, «в своих творениях он жарче и пламеннее там, где душа его коснулась юга. На них он невольно означил всю силу свою и оттого произведения его, напитанные Кавказом, волею черкесской жизни и ночами Крыма, имели чудную, магическую силу…»
«В начале 30-х годов Пушкин, активно занимаясь издательской деятельностью, не единожды способствовал появлению персидской тематики в таких периодических изданиях, как «Литературная газета», «Северные цветы» и «Современник». Упомянем лишь несколько публикаций такого рода: стихотворения Л. А. Якубовича «Иран. Из Гафиза», «Старик. Из Саади», «Жены робкие, девицы…», а также повести Султана Казы-Гирея «Долина Ажигутай» и «Персидский анекдот».
«Закончив к концу 1833 г. свою «Историю Пугачева», Пушкин проявил себя впервые в жизни в качестве историка-исследователя, а не только писателя. Рассказывая о яицких казаках и их взаимоотношениях с соседскими «татарскими семействами», он затронул и тему казацких набегов на Персию, упомянув при этом Стеньку Разина: «Число их (казаков) час от часу множилось. Они продолжали разъезжать по Каспийскому морю, соединялись там с донскими казаками, вместе нападали на торговые персидские суда и грабили приморские селения. Шах жаловался царю. Из Москвы посланы были на Дон и на Яик увещевательные грамоты».