Мракофилия - страница 15

Шрифт
Интервал


Мой собеседник тёр усталые глаза и вздыхал.

– Она права, сынок, – шептал он. – И я теперь понял. Это не тьма мою Оленьку, а я… Если сам не закончишь, то они тебя заберут… Только вешаться нельзя, это долго, они тогда выиграют, пока ты умирать будешь… Надо быстро. Фен есть в доме?

– Чего? – удивился я.

– Голову сушить.

– Есть.

– До ванны дотянется?

– Ты что, Илья?! – воскликнул я, окоченев от ужаса.

– Надо душу спасти, чтобы в рай попасть или куда там, лишь бы не к нему.

– Какой рай, я же сам на себя руки наложу!

Тёплые слёзы побежали по моим щекам.

Илья наседал:

– Даже в ад лучше, чем к нему в лапы!

Я поник, голова потяжелела, подбородок устало опустился на грудь. Я робко облизывал сухие трясущиеся губы и сопел забитым носом, пока Илья заливал в себя стопку за стопкой.

– А ещё мы видели какую-то бабку, она кровью плевала, – я снова обратился к нему.

– Это тоже жертва, наверное… Только уже совсем плохая, – ответил мужик.

Он сложил руки на столе, уткнулся в них лбом и задремал.

Я тихонько поднялся, дошёл до уборной, а когда вернулся – Ильи уже не было. Двери и окна оставались закрытыми. Видимо, он попросту растворился во сне и переместился к себе в оккупированную квартиру.


Спустя два или три дня случилось особенно ужасное видение. Посреди гостиной появился страшный железный гроб. В нём лежала моя Катя, покрытая чем-то вроде каменной корки; из её некогда очаровательных глазок и маленьких ноздрей струилась тёмно-алая зловонная жидкость. Неровные ручейки огибали пухленькие губки и стекали по щёчкам. Спустя несколько минут гроб бесследно исчез.

С тех пор я перестал выходить на улицу. Изредка прислонялся ухом к входной двери и слушал разговоры соседей на лестничной площадке; они говорили, что в подъезде стоит трупный смрад.

Вчера увидел в окне гигантский полупрозрачный глаз; он следил за мной, пока я, вопя от испуга, бегал от одной стены к другой.


Теперь, окончательно уничтоженный как морально, так и физически, я оставляю после себя лишь эти записи.

Я пытался анализировать всё сказанное Ильёй и никак не мог сообразить, неужели спастись от Душехлёба так легко? Тогда почему каждый второй не додумался до этого простого выхода? Ведь даже я, убитый горем, раздумывал о смерти. Быть может, все решившиеся на столь серьёзный шаг, сделали его неправильно и проиграли? А вдруг самоубийство и есть проигрыш, а Илья был одним из хитрых слуг, чья задача подстрекать невинных жертв сдавать свои души добровольно? Его глаза… Эти перемещения, чужая кухня, Райка. Не могу осмыслить. Не хочу верить ему… Я не мог убить Катю…