Воины Новороссии. Подвиги народных героев - страница 7

Сталино. 1943 год

Захарченко на секунду-другую замолкал, потом продолжал:

– Чем уникально это место? Это единственный город в Советском Союзе, в котором на улице происходило восемьдесят четыре рукопашных схватки. Здесь было. То есть они сходились-расходились восемьдесят четыре раза. Наши ряды здесь были. Это зафиксировано. И есть воспоминания бойцов, командиров, которые здесь сражались. Трупы лежали до полутора метров в глубину. Все было устелено. И еще присутствовал германский дух. А подразделения, которые здесь сражались, были элитой вермахта Гитлера. С нашивками, которые их отличали…

Захарченко останавливал машину на светофорах.

Дорогу переходили дончане.

Аркадий Минаков:

– Донецк умеет перемалывать врагов.

Многоэтажные дома по бокам сменили одноэтажные.

Захарченко на ходу кому-то, приветствуя, сигналил, кому-то махал рукой.

И:

– Есть в пороховницах порох…

– Насколько русский город, – Аркадий приглядывался: – Я сравниваю Воронеж, Липецк, Белгород. Мы все одинаковые по архитектуре, по окраске, потрясающе. Украина здесь никак не сказывается. Я не вижу ничего украинского, кроме некоторых надписей.

– Они сделали большую ошибку. Мы не запрещаем украинский язык. Хотя я наполовину украинец. У меня уникальная вещь: отец – украинец, а мать – русская. Хотя отец жил в Московской области: вся семья. А мать русская, она из Воронежа, кстати, она жила здесь. Понимаете, был Советский Союз. И ситуация такая, что общаешься дома и на украинском языке. Какой смысл его вообще запрещать. Язык красивый, певучий, мелодичный язык. Я даже больше скажу, знание языка противника вселяет силу. А они ж, хоть и понимают русский язык, они же его не знают. Понимать и знать – это две разные вещи.

Объехали перегораживавшие дорогу бетонные плиты. Они напоминали то время, когда город готовили к обороне от нацистов.

– А все-таки, условно говоря, украинизация происходила. Я понимаю, что была политика. Министерство приносило, школа, создавались учебники и так далее. Вот сейчас в той ситуации свободы, которую вы описывали, насколько сократилось количество этих школ?

Захарченко:

– Вы знаете, это же дело сугубо добровольное.

– Не сократилось?

– Нет. Сколько было, столько и осталось. Есть люди, которые физически запрещают. Такие же есть и украинцы, и русские. А планомерного закрытия, то есть уничтожения и изъятия школ, не было.