Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки,
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки.
О. Мандельштам
Справится ли писатель с мировоззренческим заданием – распознать свое место в утерянном строю строк, которые могут изменить мир? Захочет ли строптивый журналист, которого сегодня, в 2023 году, при первом знакомстве иной коллега назвал бы либералом, помогать ветерану КГБ СССР? Хватит ли верности новому государству у старого пенсионера и его товарищей-спецназовцев, получивших посвящение в особый рыцарский орден, которого больше нет? Да и хватит ли у Андрея Андреевича Миронова сил? Ведь из своих чертогов выбрался и зовет на схватку сам Змей Горыныч, злой гений террора!
В середине 2000-х я дописал всю книгу «Век смертника». Вернее, я счел, что закончил ее. В тексте, отразившем мой замысел, была поставлена точка. Действие закончилось в 2006 году. Новый век обрел свою инерцию. Моих героев разбросало по миру. Хотя разбросало ли? Разве случайным образом разводит по полюсам магнитное поле намагниченные частицы?
И вот 2023 год. Эти строки я пишу в июле. Кто-то из моих персонажей изрядно повзрослел, кто-то состарился, кого-то уже нет. Или иначе: кто-то отстал от времени, кто-то должен снова одолеть время, убедить меня, что он – его герой. Нет, не так. Он может помочь мне понять, кто есть новый герой. «Герой нашего времени». Ведь я не знаю, что будет завтра. Идет смута. Та мировая и внутрироссийская смута, о которой спорили и которой хотели избежать мои написанные пером люди из «Кабул – Кавказа». Из «Века смертника». Что будет с ними? Что останется после победы? Проклятые вопросы. Ведь нынче такие чудища выползли из чащи, что Змей Горыныч рядом с ними – безобидный ящер. У этих поди сперва разбери, где голова, а где… хвост! И отчего-то все равно было не очень страшно за то, что «будет с родиной и с нами».
Но накануне по российскому ТВ я посмотрел передачу. В ней знаменитые люди, тренеры чемпионов и звезд, рассказывали о своих тренерах и учителях. Один – о великой балерине, которая, будучи очень старым человеком, сказала своему ученику, указав на уборщицу, которая лет на двадцать была младше: «Гляди, какой божий одуванчик!» А встретив насмешливый взгляд воспитанника, мол: «А вы-то!», шепнула ему на ухо: «А нас не сдуешь». Другая – о том, как от нее все отказывались, а одна – взяла и сказала всего-то лишь расправить плечи и глядеть не вниз, на тонкий холодный лед, под себя, а в бесконечное теплое небо, наверх. И гадкий утенок стала чемпионкой. Звезда хирургии, кардиолог, вспомнил о своем учителе, который слышал чужое сердце ухом. Дама в шляпе, воспитавшая десяток олимпийских золотых девочек, отточенным грифелем указательного пальца описала двоих своих наставниц – танцовщиц прошлого века, в котором у женщины иначе выгибалась стопа и профиль носа был неповторим. И только один гость, молодой благообразный ректор одного из лучших технических вузов, специалист по вычислительным машинам, на вопрос об учителях не назвал ни одного по имени. Вот тут мне стало не по себе. Неужели история имен заканчивается на цифре, и что, если в поле, расчищенном косарями победы, не останется колосков с зернами памяти имен тех, кто на нем сеял? Вот тогда – конец. И я решил, что мой роман еще не закончен. Слово может одолеть, приручить цифру. Слово на моем родном языке обязано очертить тот круг, за который не должно переступить забвение. Прошлое не симметрично будущему. Но подобно ему. Мера подобия – это мы, наши мысли, чувства. Слова, образы. И вот мои герои снова должны взяться за свое дело – ткать ту целокупную правду, которая суть связь между явленным и неявленным.