Всё это время родители что-то кричали сыну. Ну как «кричали» – кричали было средним арифметическим, потому как мать практически орала, видимо, чтобы её слышали и соседи, а отец «компенсировал» маму, разговаривая голосом чуть тише своего обычного.
– Останешься без наследства с такими выходками! Я не для того тебя столько лет растила. – Мать попыталась выдавить из себя слёзы.
– Маааа, ну что за театральщина? Ты что, в дешёвом сериале?
– Засранец! – Луиза вытерла наигранную слезу, и, не давая никому вставить своё «последнее» слово, ушла в зал, включила телевизор, прибавила громкости, так чтобы слышно было во всём доме, и демонстративно скрестив руки, стала «вникать» в показываемую передачу.
Любящий маму Марсель, хотел бы проявить заботу, пожалеть свою маму, и раньше он бы так и сделал, тем более, что любой случайный прохожий, который увидит данную сцену, тоже захочет её поддержать, хотя бы просто морально, чтобы та не чувствовала себя такой оскорблённой, весь её вид мог говорить о том, что она бедная и беззащитная женщина. Может быть она и была таковой, но где-то настолько глубоко в душе, что и за несколько веков не докопаешься. Кроме того, Марсель привыкший к такому, знавший маму много лет, и изучивший все её повадки, понимал, даже видел, видел по её глазам, что она не смотрит передачу, что ей не нужна помощь или поддержка, в её глазах можно было увидеть очертания планов, которые она строила; слов, которые она скажет – почти сценарии; воспоминания, или даже ситуации, вырванные из прошлого, о которых можно было бы исподтишка напомнить, всадить в совесть собеседника, бросить ему их в лицо как комок грязи, от которой просто так не отмоешься: всё это пролетало в её глазах, как температурные сны, только наяву.
– Сынок, ну что ты в самом деле? Неужели со всего класса, или со всей школы, неужели не нашлось никого более… – отец пытался подобрать слова.
– Более какой пап? Какой? Аристократичной? Богатой? Перспективной? Статусной? Я что, свиноферму для бизнеса подсматриваю или любимого человека ищу, чтобы он был рядом со мной всю жизнь, и это добавляло счастья? По-вашему, лучше я женюсь на той, у которой черная икра присохла к блузке, а потом буду всю жизнь по любовницам бегать?
В этот момент мама оглядела свою белую блузку, провела руками по воротнику и под ним не то в поисках возможно упавшей еды, не то очередного повода для скандала, но не найдя ничего, только фыркнула и продолжила смотреть в экран телевизора.