Нея с острова Пирит - страница 9

Шрифт
Интервал


Люби ближнего, как самого себя: вот в двух словах все начало должных общественных отношений, истинно христианских и истинных во всяком другом значении этого слова.

Лицо, сохрани свою инициативу, владей свободой, какой одарено, употребляя всю энергию, к какой способно, но клони все свои действия на благо человечества, на пользу братьев».

Хорошо образованный и начитанный, Афанасий Васильевич Кузнецов сумел избежать модного тогда либерализма. Христианин, считал он, не может быть либералом. Откуда пошел либерализм? Из Англии, а в Англии всю власть жиды захватили. Либерализм создало еврейство для утверждения своего господства над миром. Конституция в западном смысле, которую требуют либералы, христианам не нужна, ибо все главные положения для человечества и общества содержатся в Евангелии. Законы для общества должны строиться не по конституции, а по Новому Завету. Прадед мой терпеть не мог либералов за их враждебность к царю, за атеизм и двуличие.

Либерализм, считал прадед, может превратить в преступника самого честного, самого порядочного человека. В связи с этой его мыслью мне сразу же вспоминаются нравственные мучения Ф. М. Достоевского, которыми он поделился с А. С. Сувориным.

«Представьте себе, – говорил Достоевский, – что мы с вами стоим у окон магазина Дациаро и смотрим картины. Около нас стоит человек, который притворяется, что смотрит. Он чего-то ждет и все оглядывается. Вдруг поспешно подходит к нему другой человек и говорит: «Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завел машину». Мы это слышим. Представьте себе, что мы это слышим, что люди эти так возбуждены, что не соизмеряют обстоятельств и своего голоса. Как бы мы с вами поступили? Пошли ли бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или обратились бы к полиции, к городовому, чтоб он арестовал этих людей? Вы пошли бы?

– Нет, не пошел бы…

– И я бы не пошел. Почему? Ведь это ужас. Это – преступление. Мы, может быть, могли бы предупредить. Я вот об этом думал до Вашего прихода, набивая папиросы. Я перебрал все причины, которые заставляли бы меня это сделать. Причины основательные, солидные, и затем обдумал причины, которые мне не позволяли бы это сделать. Эти причины – прямо ничтожные. Просто – боязнь прослыть доносчиком. Я представлял себе, как я приду, как на меня посмотрят, как меня станут расспрашивать, делать очные ставки, пожалуй, предложат награду. Напечатают: «Достоевский указал на преступников». Разве это мое дело? Это дело полиции. Мне бы либералы не простили. Они измучили бы меня, довели бы до отчаяния. Разве это нормально?»