– Кто-то напал на неё на вокзале?
– Может, она оттого и бежала, – пожал он плечами, – откуда мне знать.
Мне хотелось спросить, от чего бежал он, но я промолчал.
– Вполне может быть, – согласился я, – и как думаете, он, этот кто-то, тоже сел в поезд? Я имею в виду, он может быть здесь, среди нас?
– А кто его знает, – затушил он окурок. – Я бы не лез в это дело.
И я не хотел в него лезть, но всё же, – я посмотрел на Полянского.
– Мне кажется, это что-то психическое. Вы же видели её взгляд?
– Кстати, – он повернулся ко мне, – по поводу её взгляда, вы тоже заметили, да?
– Заметил что?
– У неё там, на плече, выше пореза, хороший след от укола.
– Вы уверены?
– Поверьте, я знаю, как выглядят такие следы – небольшая красная точка и ещё не пожелтевший синяк. Так и делают такие уколы – с размаху, боясь не успеть.
– Не успеть что?
– Не знаю, – ухмыльнулся Полянский. – Что первое приходит вам в голову?
– Так что же, она наркоманка? И укололась, и порезалась сама?
– Может, и так, – всматривался он в окно. – Может, и так. По крайней мере, давайте надеяться на лучшее.
– По-вашему, лучшее – это ехать в соседнем купе с сумасшедшей, которая режет себя?
– А, по-вашему, лучше быть в одном поезде с психом, который режет других? – смотрел на меня Полянский.
Я не знал, что было лучше. Чёрт возьми, в этом поезде всё было не так.
– Значит, мою гипотезу, что мистера Салливана отравили, вы не примете тоже?
– С момента, когда он положил себе первую вилку омлета в рот, – задумчиво прищурился Полянский, будто вычисляя, – и после того, как упал, прошло примерно пять минут.
– Вы что, считали?
– Я сказал примерно…
– Значит, возможно?
– Смотря какой яд.
Мы оба молчали. Полянский смотрел в окно, я смотрел на него, пытаясь понять, не видел ли я его раньше.
– Отличные часы, – вдруг сказал он.
Я взглянул на свою руку – часы, что всё это время были выше запястья и прикрывались рукавом, спали, показавшись из-за рукава куртки.
– Копия, но качественная, – сказал я.
– Любите блестящее? – ухмыльнулся Полянский.
– Жена подарила, – соврал я.
– Женщины, – протянул он, – подарят блестящую дешёвку, а ты будь добр, носи.
– Попробуй ещё потеряй, – ухмыльнулся я.
– Боже упаси!
Боже упаси от таких, как этот доктор. Я был почти уверен, что его приставили ко мне. Я был почти уверен, что он разбирался в часах так же хорошо, как в строении мышц и скелета, если, конечно же, он был настоящим врачом.