– Это у тебя что?
Она придвинулась к нему, потирая опухшие красноватые руки в дырявых серых перчатках.
– Отменное «божоле нуво» две тысячи шестьдесят третьего года.
Он улыбнулся, поскрёб щёку и протянул ей трубку:
– Почему бы тебе сегодня не угоститься у меня? Мне уже неловко, держи.
– Если две тысячи шестьдесят третьего, то уже и не «божоле», и не «нуво». «Нуво» – это молодое вино, и ему должно быть шесть недель, а не шестьдесят лет. Где ты достал это?
– В том квартале замерзал один человек, я смог обменять свой шерстяной жилет на его трубку.
Она задумчиво причмокнула, натянула повыше горловину свитера и протянула руку.
– Ты этот жилет вязал полсезона, неужели это твоё «божоле» того стоит?
Он помолчал. Девушка взяла с его ладони трубку, немного потрясла её, прислушиваясь к шороху.
– Гранулы крупные. Уже свалялись. Креплёное выйдет, градусов на восемнадцать. Давай, твоё здоровье!
Она поднесла трубку ко рту и резко вдохнула. Он всегда смотрел за ней с любопытством – за неполные тридцать лет он не видел никого, кто вдыхал так. С такой жадностью и отрешённостью одновременно. Девушка зашлась кашлем, опершись на землю, попутно пытаясь запихнуть трубку ему в карман.
– Ирен? – Мужчина выдержал паузу. – Ирен, вчера в комиссионке работал телевизор. Врачи говорят, чёртов порошок вызывает отёк лёгких. И на желудок влияет, на глотку, буквально облепляет нас изнутри. Я не поверил. Не подумал…
– Врачи? – Она хрипло засмеялась. – Это что за мажорная комиссионка, в которой себе могут позволить медицинский канал?
Он смутился. С минуту мужчина смотрел вглубь улицы, где у чернеющей пасти домовой арки серел туман.
– Ирен, меня приняли на работу. На настоящую неплохую работу. Не перерабатывать отходы, не закапывать отходные ямы. Я буду, кажется, печь хлеб, Ирен, из настоящей муки. Ты помнишь Костю? Помнишь, Ирен, мы собирали его всем кварталом? Тогда ещё Старик отдал ботинки, я как раз пожертвовал новенький жилет, ты нашла шляпу. Ты помнишь? Он неплохо обустроился там, на фабрике, и, ты знаешь, он не забыл о нас. Утром я побегу к нему, помоюсь, соберусь, а вечером ты меня жди здесь. Я принесу свой паёк, а Костя поговорит с хозяйкой, и, может, она разрешит пустить нас на ночь в свободную комнату.