– В палате женщинам рассказывала?
– Не-а.
– А што?
– Забоялась. И стыдно было.
– И они ничего не видели и не слышали?
– Не-а. Они спали. Ажно храпели.
– Допустим. А дома? Матери-то, небось, пожаловалась?
– Не-а, – как заведённая заладила Регина.
– Тоже забоялась?! – недоверчиво воскликнул Подлужный.
– Забоялась, – прошептала девушка, закрывая лицо ладонями.
– Х-ха! – непроизвольно вырвался у Алексея неопределённый возглас. – Боялась, боялась, а через полтора месяца – вдруг пожаловалась? С какой же стати бояться перестала?
– Да она же заболела! – жалобно вскрикнула, суровая внешне мамаша. – Не подвезло ей.
– Чего-чего? – не сориентировался в её стенаниях следователь.
– Не подвезло-о! Они от школы-магазина недавно медосмотр проходили, – зло сверкая глазами, принялась растолковывать Ирина Осиповна. – И у Регинки того… гонорею нашли. А до того она терпела и ото всех скрывала.
– Эх-ма! – не сдержался Подлужный. – Хорош подарочек!
– И в диспансере ей сказали: покуда не признаешься откеля – лечить не будем, – миновав критическую точку, относительно спокойно заговорила многострадальная мамаша. – Мы сказали, а главный врач к вам и погнал.
– Сюрпризик, – почесал затылок следователь. – Что ж, давайте, так сказать, ближе к телу. У тебя, Регина, на теле повреждения имелись.
– Синяки. Тут и тут, – указала девушка на бёдра.
– Отчего?
– А он, мужик-то, шибко меня к себе тянул.
– Показывала кому-то синяки?
– У-у.
– Опять забоялась.
– Угу.
– Тьфу! – раздосадовано изобразил воздушный плевок Алексей. – Голову даю наотрез, что как только приехала из вытрезвителя домой, тщательно помылась и постирала нижнее бельё. Так?
– Угу! – почти восхищённо уставилась Регина на него, поражённая его прозорливостью.
– Угу, – передразнил её Подлужный. – Сейчас подумайте, уважаемые мои дамы, насколько блестящая, без преувеличения, перспектива перед нами открывается. Статья 117 Уголовного кодекса, устанавливающая ответственность за изнасилование, предусматривает три формы недозволенного воздействия на женщину: физическое насилие, психическое – в виде угроз, а также беспомощное состояние потерпевшей.
Свои рассуждения Подлужный сопровождал, для пущей убедительности, демонстрацией свода уголовных законов обеим замороченным кумушкам.
– Берём физическое воздействие. Доказательств на сегодня – ноль целых ноль десятых. Если нечто на теле и было, то сошло. Ну, назначу я судебно-медицинскую экспертизу. Специалисты обследуют Регину и констатируют, что спермы не обнаружено. Правда, дефлорация имела место, то бишь, целостность девственной плевы действительно нарушена. И тут же отметят, что давность упомянутого телесного повреждения – более двух недель. Конкретнее сроков они не назовут. Что нам сие даст по отношению к периоду изнасилования? Да ничего. Милиционеров-самодуров я встречал, но круглых дураков – извините. Сграбастаем мы потенциального насильника, а он нам и врежет промеж глаз: «Гражданин следователь и иже с вами! Я глубоко сожалею, что какой-то подонок испохабил милую Региночку ещё в первом классе. Ведь давность-то более двух недель. Значит, акт телесного вандализма над несчастной девочкой мог быть и в детском саду».