Затем начинается самое интересное.
Несколько везунчиков поедут караульными в кабинах КамАЗов. Мы же, двадцать счастливчиков из первого такелажного взвода, грузимся в тентованный Урал, в кузов. Раньше ездили в более герметичном военном автобусе, но он на ремонте – к нерабочей печке добавились проблемы с мотором.
Тент закрывается, хотя остаются щели, через которые могла бы целиком пролезть жирная жопа начштаба.
Мы рассаживаемся по скамейкам, жмемся друг к другу, как воробьи на ветке.
Колонна из десятка КамАЗов и нашего Урала выдвигается. Час езды по лесной дороге вытрясает остатки сна и бодрит. Еще сильнее бодрит холод.
Руки скрещиваются на груди, ладони под мышками, так, кажется теплее. Ног уже давно никто не чувствует.
Колонна выходит на трассу. Кто-то курит, кто-то пытается поспать. Впереди еще четыре часа, которые покажутся вечностью.
Тент, от табачного дыма и теплого дыхания, покрывается инеем изнутри. От этого становится еще холодней. Противно пахнет выхлопом с примесью жженого сцепления. Для военных водителей должны ввести отдельную категорию в правах, но пока ввели только отдельный котёл в аду.
Амундсен сказал: "Человек может привыкнуть ко всему, кроме холода". Холодно так, что не чувствуешь ног, пальцев на руках. На ресницах и бровях выступает иней. Нос давно замерз. Его пытаются спрятать в поднятый воротник, втягивают шею поглубже. Армейский термос с чаем, который нам всегда загружают с собой, остывает в течении часа, да и почти никто из нас не пьёт – захочется ссать, а остановок может и не быть.
Все мучаются, но изменить ничего нельзя. Солдат должен познать тяготы и лишения воинской службы.