Нет.
– Дим?
Проводив взглядом ещё одну тучу, убежавшую за прямоугольник окна, он глубоко вздохнул и обернулся. Вера всё так же сидела на диване, только поза стала напряжённей – не умирающий лебедь, откинувшийся на мягкую спинку, а собранный, сосредоточенный боец. Что, впрочем, недалеко ушло от истины: когда твоя мать владелица частного охранного предприятия, носящего гордое имя «Сокол», ты и сама обязательно станешь соколицей. Если она в шестнадцать подобно Рембо буквально за минуту врывалась на второй этаж, то что уж говорить о способностях, когда после аварии лучшей реабилитацией Веры стали тренировки, тренировки и снова тренировки? Кажется. По крайней мере, Димке так её брат рассказывал.
– Ну?
– Ты злишься.
– А ты констатируешь факты! – фыркнул он. – Конечно, злюсь.
Хотя Димка понимал, что врёт сейчас сам себе. Нет, он не злился, ни капельки. Отвратительную смесь горечи и разочарования, которую он испытывал, невозможно назвать «злостью», это… это просто… чувство потери, от которого давно уже нужно было избавиться. Мерзкое ощущение, которое постоянно преследует его с того самого вечера, когда они впервые решили «не общаться».
Впрочем, с тех пор таких договоров была уже сотня. Последний продлился почти год – самый долгий и отчаянный. Но всё равно они вновь смотрят друг другу в глаза, молчат и, кажется, возвращаются к прежнему разговору.
– Я слышал о реформе и о том, что заочников перекинут в другие группы. Сожалею, – наконец, добавил Дериглазов. – Даже читал, что всем выпускникам придётся учиться лишний год.
– Мне пришлось сдать летом лишние экзамены, чтобы ничего не потерять, – согласилась Вера, с удовольствием сменив тему. – Три зачёта ещё остались до нового года, буду разбираться перед практикой.
– Значит, ты специально решила попасть в выпускную группу, даже помня, что в ней могу оказаться я? Чтобы потом показывать чудеса игнора?
– Чтобы скорее выпуститься и заниматься любимым делом! – глаза Веры гневно сверкнули. – Ты же младше, я вообще не думала, что мы можем столкнуться.
– На полгода, Вероцкая! – вспылил он.
– Но всё равно же младше. И раньше учился на класс ниже.
– Да, особенно если учесть, что очники учатся четыре года, а заочники пять. Простая арифметика.
Вера ничего не ответила, лишь раздражённо взмахнула рукой и тяжело задышала – то ли от недовольства, то ли от аллергии, которая, судя по голосу, продолжала сдавливать горло. Но пара секунд молчания, и она взяла себя в руки: