Я должен буду задержаться в ней на ночь, чтоб утром, – часов в одиннадцать, – вернуться на трассу, чтоб отправиться назад, в Киев. Петр семенит впереди меня, быстро перебирая ногами, только босые пятки сверкают в сумерках. По дороге, он поведал, что ходит так всегда, с тех пор как поселился здесь, в 2004 году. Он сообщает мне, что:
– Андрей, видимо, уехал с друзьями, и, похоже, вернется только к полуночи. Но, ежели, не вернется, то – не беда. Я смогу продержаться, в его хате, до утра. Есть печка, и небольшой запас дровишек.
Петро уходит, – я остаюсь один, в темной хате, с низким потолком и крошечными окошками, на подоконниках, которых, лежат высушенные травы, в виде каких-то инсталляций. В хате витает сильный запах глины, от которого, в темноте, возникает ощущение сырой ямы. Чтоб успокоить себя, я зажигаю свечу, и ставлю ее на обнаруженное пианино. В углу вижу сундук, засланный старым покрывалом; расписанные мелками стены, которые, слой за слоем, покрывались свежей глиной. «Магическими символами» испещрены все стены, которые похожи чем-то, на детские рисунки, на асфальте. Печь, занимающая треть комнаты, очевидно, служит поселенцу жестким ложем. Разложить огонь мне не удалось, поскольку я не обучен был растапливать печи без поддувала. Пугливое пламя не желало разгораться на сырых поленьях, которые отчаянно шипели, дымили и совсем не выделяли никакого тепла. Забрался в верхней одежде на холодную печь, укутавшись покрывалом (сняв его из деревянного сундука); достал наушники, вставил в телефон и попытался поймать хоть какую-нибудь, музыкальную радиоволну, – но все радиостанции молчали, отдалившись, от меня, змеиным шипением. Постарался уснуть, чтоб скорее скоротать долгую ночь – этот кошмар черной дыры, в которую превратилась вся хата. За окнами, в это время, стало совсем черно. Всеми фибрами, всем естеством, я почувствовал, что больше никогда – в обозримом будущем, – не поселюсь вдали от столицы. Захотелось, чтоб поскорее закончилась эта глупая ночь, когда я снова смогу спрятаться в каменных джунглях цивилизации. Страха не было никакого, – было ощущения бесконечной пустоты пространства!
В полночь меня разбудил гул подъезжающей машины. Послышались человеческие голоса, вспыхнул яркий электрический свет. Молодые заросшие люди приятной, одухотворенной внешности, заполнили собою все пространство избы. В тесной хате, они казались большой человеческой толпой (на самом деле, было только четверо: три парня и одна девушка).