– То есть жаловаться вы не будете? – уточнил Франсуа на всякий случай и покачал головой.
– Нет. Зачем? – искренне удивился молодой человек. – Я же говорю, они сделали это случайно, – повторил он, словно ему пришлось объяснять элементарные вещи.
– Хотите умыться? – рассеянно поинтересовался Франсуа.
– Зачем? – опять повторил молодой человек. «Он так и будет отвечать вопросом на вопрос?» – раздраженно подумал Франсуа.
– Вы не успели смыть ваш концертный грим, – объяснил он терпеливо.
Молодой помолчал, соображая, а затем рассмеялся:
– Ах это! Нет, нет, это мой повседневный макияж. Я всегда так крашусь.
– Зачем? – подал голос Басель, оживляясь на своем стуле.
«Черт, они что, оба сговорились?» – простонал про себя Франсуа и покосился на напарника. Тот все еще дулся на него за то, что его оставили без завтрака. По дороге в комнату для допросов Басель успел выхватить пакетик с чипсами из автомата, но этого было так ничтожно мало, что его раздражение только усилилось.
– Ну, я же рокер. Звезда, – ответил молодой человек с таким выражением, словно ему снова пришлось объяснять прописные истины. При этом в голосе его не было высокомерия, только желание все как следует растолковать.
– Ладно, приступим к допросу, – вздохнул Франсуа, решив пока не обращать внимание на то, что не относится к делу. – Назовите ваше имя.
– Ангел, – с готовностью улыбнулся молодой человек.
Морель поморщился и отложил карандаш. Где-то в области затылка зарождалась тупая боль, грозя перерасти позже в настоящую проблему. А допрос явно обещал быть долгим и бестолковым, судя по подозреваемому.
– Назовите ваше настоящее имя, пожалуйста, – процедил Франсуа сквозь сжатые зубы. – Ангел – это же не имя…
– Нет, это сценический псевдоним, – улыбнулся тот. – Ксавье придумал. Мое настоящее имя Анжело. Анжело Бертолини.
– Сколько вам лет? – задал следующий формальный вопрос Франсуа, соблюдая хорошо известный порядок процедуры допроса.
– Мне тридцать три, – ответил молодой человек.
– Сколько? – переспросил Морель на всякий случай. Он не был большим поклонником группы "Панацея", но помнил точно, что у группы достаточно молодая фанбаза. До сей поры он был уверен, что возраст фронтмена не больше тридцати лет.
– Мне тридцать три года, – повторил уже не такой молодой человек с улыбкой. Франсуа присмотрелся. Действительно, под слоем макияжа можно было различить неуловимую на первый взгляд паутинку морщин. Но ребячливая манера поведения музыканта и его высокий тембр голоса так не вязались с тем, что он сказал. – Я понимаю ваше замешательство, – тут же счел необходимым разъяснить тот. – Ксавье не распространялся насчет моего возраста. Кажется, он говорил всем, что мне двадцать пять. Вроде, это должно было быть частью моего имиджа. Но на самом деле мне тридцать три.