Увидев коров, Василию подумалось, что мать ушла на соседнюю улицу за молоком, а кот увязался за ней, поэтому дверь на замок закрывать не стал. Брать, если что, в доме было нечего. Самое ценное, считал Василий, это висевшее на плече ружье.
Услышав лай, пастух обернулся, и, увидев вооруженного Василия стоящего у калитки, крикнул: – Здорово были! Далеко собрался?
Василий усмехнулся: – По настроению, Коля. Куда ноги донесут.
– Если чё… – крикнул Коля, – подходи. Покурим!
Василий, словно соглашаясь, махнул ему рукой. Колю в станице считали балбесом, ни к чему, кроме пастушества не пригодному. Пастух, действительно казалось, был с придурью, всегда чему-то радующийся полуоткрытым овалом рта. С белыми заедами в уголках губ, с тянущейся слюной, которую он как собака, время от времени размазывал по губам языком. Коле платили в месяц тысячу рублей за буренку, и он был доволен, не пытаясь ничего изменить в своей судьбе. Из года в год поголовье коров уменьшалось, перерабатываясь в говядину, но о том, что будет дальше, Коля вроде и не думал.
« …Нет – решил Василий, – я бы так не смог. Целый день сиди как пень с глазами. Ни выпить, ни телевизор посмотреть, ни на реку, ни на охоту, ни в город, на базар… – улегся в кладку последний кирпич самого весомого аргумента. – В жару, в дождь – шарься за ними! крути хвосты!»
При этих мыслях Василий как-то подобрался, приосанился и напряг мышцы живота, превращаясь во что-то сильное и хищное. Выходящее на охоту. Занятие настоящее, достойное мужчины.
«Все в этом мире – охота. Она от слова – хотеть. Если хочешь – значит, ты – охотник».
Мысли Василия потекли и оформлялись примерно так: обезьяна, прекратившая собирать личинок и выкапывать корешки, взявшая в руки дубину и убившая мамонта, превратилась в человека. Война – охота. Выслеживаешь врага как дичь; ждёшь, когда появиться в прорези прицела неясный силуэт или навалиться он горлом на нежданное лезвие твоего ножа. За деньгами – тоже охота. Тут – вплоть до войны. За бабой – и то, охота! Присматриваешь, выбираешь из стада, повкуснее. Волоокую такую, с тугими гладкими сиськами. Приманиваешь дудочкой. А потом – хвать, и стреляешь в нее, стреляешь. Пока не забьется, пока не застонет. Снова и снова…
Вспомнилось, как шутил Левочкин: «Товарищи солдаты! По утверждению восточных мудрецов, нет ничего слаще, чем скакать на мясе охотясь за мясом, есть мясо, зажаренное на огне, а после, возлегая в шатре, вонзать мясо в мясо!»