– Мама… – Моя шестилетняя дочь, одетая в сине-лиловое платье с цветами, сидела за кухонным столом, свесив ноги с высокого деревянного табурета и уставившись в пол.
Я опустилась перед ней на колени и заглянула ей в глаза. Ее взгляд был полон грусти, страха и смятения.
– Элли, что такое, родная?
– Я совсем одна в лесу! – заплакала она.
Я подняла голову дочери и взяла ее лицо в ладони. Мы обе плакали.
– Я с тобой, родная. Я знаю, что тебе сейчас непросто, но ты не одна.
Я до сих пор помню те слова дочери, словно она выпалила их вчера. Они стали призывом к действию, вырвавшим меня из недельного ступора, в котором я пребывала после того, как отец Элли съехал из нашего дома. Ее слова потрясли меня до глубины души. Развод, через который я проходила, должен был стать только моим кошмаром, а не ее!
И все же Элли страдала. Она не чувствовала себя защищенной. Ее мир наполнился неизвестностью, стал страшным «лесом». Вся наша семья часто гуляла по лесу, мы с отцом Элли держали ее за руки, ведя по петляющей каменистой тропинке. Теперь его с нами не было. А я была слишком поглощена попытками удержать голову над водой, вместо того чтобы полностью посвятить себя дочери. Каждый день мне нужно было находить в себе силы для помощи клиентам и сражаться с мыслями, гневом, горем, тревогой и страхами, которые ежесекундно сменяли друг друга в моем теле и сознании. Неудивительно, что Элли чувствовала себя потерянной!