В тот момент я пообещала себе, что в столице все изменится. Я заведу много новых знакомств и найду людей, которым стану дорога. Которые будут любить меня настоящей и никогда не упрекнут тем, что переплатили в сиротском приюте и ужасно жалеют о невозможности обменять на другую, более смышленую девочку.
Каблуки были слишком высокими, и от долгого стояния затекли ноги. Я покачалась с носка на пятки, поправила пояс на юбке, врезающийся в живот. Вновь задумалась о задании.
Мне казалось, что танцевать собственные мысли глупо. Во-первых, это вряд ли будет красиво смотреться, а во-вторых, не хотелось рассказывать что-то о себе даже таким образом. С другой стороны, я и без того вывалила на Сая такой ворох подробностей: одной меньше, одной больше… Да и вряд ли он стал бы требовать откровенности, если бы не видел в этом резона.
«Значит, мой танец – это прощание с прошлым и стремление открыться настоящему. Обещание жить так, как нравится мне», – окончательно определилась я.
Сай с одобрением проследил, как я скидываю туфли с чулками и развязываю пояс, и разочарованно выдохнул, когда поймал мой ожидающий взгляд.
– Сыграешь? – я переступила с ноги на ногу, привыкая к ощущению деревянных досок под босыми ступнями.
– Не обращай на меня внимания, я подхвачу любую идею, – менестрель поудобнее перехватил гитару и ласково дотронулся до струн.
Первые аккорды были негромкими и плавными. Они словно звали за собой, приглашая ступить вперед и начать танец. И я позволила себя увлечь.
Мне всегда нравился вальс, так что выбор упал на него. Я закружилась на месте, чувствуя, как юбка взметается вверх. Раньше я часто представляла, как станцую вальс с Алвином. Грезила этим настолько сильно, что видела танец до мелочей: как именно он подаст мне руку, как обнимет за талию, как улыбнется…
Неудивительно, что сейчас, пусть даже я танцевала без партнера, все мои движения были безупречными. Как и обещал, Сай чутко улавливал малейшие изменения, и сейчас мелодия звучала официально и торжественно. Я вроде бы по-прежнему находилась в комнате и смотрела на менестреля, но видела совсем другую картину. Номер превратился в большой бальный зал. Залитый солнечным светом, с лепниной на потолке и цветами повсюду, он очаровывал, вот только мне было совсем не до любования.