В России понимали, что навязанные Турции соглашения не способны положить конец историческому спору с Оттоманской Портой за преобладание в Черном море. Речь шла о расширении южных границ России до естественных (морских) пределов и получении выхода в Черное море для налаживания прямых торговых связей с внешним миром. В этом смысле первостепенное значение приобретал Крым.
Крымское ханство, агрессивный вассал Османской империи (до 1774 г.), было живым напоминанием России о пережитом ею татарском владычестве, источником постоянных беспокойств от частых и опустошительных набегов крымцев на южнорусские земли. Кстати, последнее вторжение крымских татар во главе с Каплан-Гиреем в южнорусские провинции произошло в конце 1768 г. Стоило только начаться очередной войне между Россией и Турцией, как территория Крыма немедленно превращалась в удобный плацдарм и базу для снабжения султанской армии и флота. По образному выражению Г.А. Потемкина, Крым был «бельмом на глазу» России.
Добившись от Турции признания независимости Крыма и посадив на крымский престол своего ставленника Шагин-Гирея, Екатерина II при первом же удобном случае намеревалась включить Крым в состав империи, ликвидировав ставшие после 1779 г. эфемерными крымскую независимость и государственность. Крым рассматривался Екатериной и ее сподвижниками как будущая главная опора и стратегический бастион России на Черном море, который должен обеспечивать безопасность ее южных рубежей. Разумеется, императрица понимала, что это чревато новой русско-турецкой войной, но надеялась успеть хорошо к ней подготовиться. В этом смысле Айналы-Кавакская конвенция 1779 г. и Кючук-Кайнарджийский договор 1774 г. не в полной мере удовлетворяли честолюбивые устремления императрицы всея Руси; она оценивала эти соглашения как необходимые шаги к достижению главной цели – утверждению господства России в Черноморском бассейне.
После успешной войны против Турции и прорыва России к Черному морю у императрицы возникают планы присоединения Крыма и окончательного сокрушения Османской империи, умело поощряемые ее новым окружением – Г.А. Потемкиным и А.А. Безбородко, действовавшими вопреки линии, проводимой руководителем Коллегии иностранных дел графом Н.И. Паниным, не одобрявшим экспансии на юг.
Попытки Панина предостеречь императрицу от опасных, с его точки зрения, увлечений ее раздражали. В переписке с друзьями она позволяла себе самые нелестные отзывы о старом политике, которого уважала вся Европа. «Осенью, при приезде наследного принца Прусского, – писала Екатерина в августе 1780 г. ГА. Потемкину, – чаю, у Панина рассудка мало увидим». «…К вранью старого мошенника уже нечувствительна», – говорит она о Панине в другом письме