Гав, могу и тяпнуть, а и не только за ноги, чуть повыше, но в зоне досягаемости моих клыков. Они хоть и поменьше, чем у дикого вепря, но, при случае, контакта, удачи охотника, могу очень, даже оочень, смогуу, потревожить твоё драгоценное де – де. Это не то, что на бороде. Ниже…
Дед взял ложку в руки и рассматривал на ней гравировку. Стояли цифры, 1963 г. – дааа. Гооды…
Своими руками гравировал, – память первой получки. Хранил её, знал, что серебро приносит пользу здоровью, а теперь.
Она была мельхиоровая, хорошо, в сталинские времена покрыта слоем серебра. Он, металл, уже местами протёрся, но, как знал и радовался дед, ещё работал и кормил его своими ионами.
На донышке, с внутренней стороны, отметины. Это следы ударов косточек о ложку, он, как тогда, в далёком детстве, выколачивал осторожненько содержимое, и оно ему напоминало, то время, когда было так недоступно, редко, и почти праздником.
*
Шакалята
… Голодовка. Сорок седьмой год.
Косточки, сами добывали, а рыбий жир в детдоме давали всем. И гороховый суп – кашку. Мы, детдомовские, рассуждал дед, выжили все, а домошняки, как их называли, часто умирали с голоду и дети и старики.
Дед это помнил.
Ах, ох, и уух, такие воспоминания…
… Из доходяги, так их звали и величали в те годы, потом, не скоро, он стал крепким, стройным. Хорошо танцевал и гонял на коньках.
А это? Ах, это, эти,– косточки. Да, кости. Помню.
Поомню…
… Они с братом, когда ещё жили дома, любили грызть кости. Мама варила борщи, а отчим работал зоотехником, трудно жили в те послевоенные годы, перепадало и такое. Иногда даже спорили, кому какая, когда попадалась сахарная, и такая там, внутри прелесть была.
Повзрослев, после получки, первой, он купил и долбал косточки, стучал по ложке, собирая сладкую, вкусную сердцевину. Тогда даже в столовых и ресторанах готовили такое вкусное и полезное блюдо.
И вот теперь он дразнил и баловал своего стража – барбоса – собачку. Домашние относились с юмором и никак не могли догадаться, что он своему сторожу делал праздник. И всегда сам смеялся и радовался, когда его пёсик рычал, на дедову дразнилку, он будто отбирал у него.
… А вот и детство. Раннее. Сорок седьмой. Голодовка по всей Украине. Братья оказались в детском доме.
… Они просто стояли и плакали. Детские слёзки – святая водица. Но тогда этого не знали и не хотели знать. Им было жалко маму, папу, а больше всего себя. Их светлые головки не хотели понимать как это мама, их мама, оставила, своих детей, совсем малых в детдоме, а сама уехала неизвестно куда и зачем.