себя отвернуться от тьмы и прямо взглянуть на свет. В тот же миг сияние вдруг перестало слепить его, сделавшись мягким и приветливым.
– Услышь меня, друг, – уловил он отчетливый зов. – Обращаюсь к тебе, где бы ты ни был…
– Слышу тебя, старый друг, – откликнулся он. – И безмерно рад твоему свету.
– Тогда прошу, о сын Солнца, – прозвучал голос, – сложи на время свои крылья и стань моим дорогим гостем.
– С радостью я принимаю твое приглашение, – ответил он. – И надеюсь, что не в горе ты вновь взываешь ко мне.
– Не в горе, но и не из праздности, – сказал голос. – Признаю, мне нужна твоя помощь…
– Да будет так, – согласился странник.
* * *
В подземных казематах царствовали могильный мрак и тишина. В затхлом воздухе таилось нечто такое, что не давало расплодиться ни тараканам, ни крысам. Даже пауки не смели ткать паутин под узкими сводами потолков. Лишь свет факелов плясал на покрытых соляными разводами стенах да эхо тяжелых шагов разносилось вдоль коридоров.
Гварджи Оард кивнул стражникам, и те с трудом отперли скрипучие, давно не использовавшиеся засовы. Выйдя на лестницу, они спускались по ней – все ниже и ниже, – пока не достигли последнего этажа. Здесь находились одиночные камеры для особых узников.
В стране, где казнь была обычным делом, самым страшным преступникам оставляли жизнь. Не всегда смерть могла стать высшей мерой наказания, поэтому негодяев обрекали на пожизненное одиночество. У них не было даже охраны, а все нужды удовлетворялись посредством продуманных шахт.
Большая часть камер пустовала. Узники недолго протягивали в них. Мало кто из людей мог выдержать подобное наказание. Однако заключенный, интересовавший капитана, был особенным. И Гварджи Оард желал узнать, правдой ли было то, что говорилось о нем в документах.
Глухо закрылась дверь за его спиной, щелкнул замок. Полицейский остался один на один с опаснейшим из преступников, злостным убийцей и поджигателем, и со своими еще более опасными надеждами.
– А-а, – прошелестел голос из темного угла камеры. – Десять? Не-ет, пятнадцать лоз… – Блаженный вздох. – Пятнадцать лоз и пятнадцать лет выдержки – ровесники по заточению. – Смешок. – Орех и ваниль… Божественно…
– Что ты такое говоришь? – спросил капитан полиции, ничем не выдав замешательства.
Удивляться сейчас должен был не он, а заключенный, впервые за долгие годы увидевший живого человека. Однако все вышло наоборот. Гварджи Оард несколько опешил. Он и вправду принес с собой бутылку коньяка, чтобы напомнить узнику о наслаждениях, ждущих его на свободе.