– Он наверняка и понятия не имел, что речь о чем-то настолько серьезном, – наконец произношу я.
– Ну конечно, не имел, – закатывает она глаза. – Ни с кем из вас не происходит такое дерьмо. Вы все только сбегаетесь со своей сраной «заботой», пуская слюни в надежде выведать пару кровавых подробностей. Но почему-то при этом осуждают меня, хотя я всего лишь не хочу выставлять свою жизнь на всеобщее обозрение.
Я запускаю обе руки в волосы. Я мог бы перечислить великое множество плохих событий, которые случались с другими людьми, но, честно говоря… Похоже, ее история все бы переплюнула.
– Знаешь, если бы ты просто ответила на вопрос, на этом бы все и закончилось.
– Я и ответила на него, – шипит она, отворачиваясь. – Ты сам-то много помнишь из своего детства?.. И в любом случае, даже если бы я знала, это не его собачье дело.
С ума сойти: кто-то ударил ее ножом.
Я никак не могу это переварить… На самом деле я вообще хочу стереть эту информацию из памяти, потому что она пробуждает во мне сочувствие, а Оливия из тех девушек, которым опасно сочувствовать. Сначала вы их жалеете, но вскоре начинаете им многое прощать и делать ради них исключения. Дело в том, что ее шансы прожить еще одну неделю и не подраться с Бетси отнюдь не велики. Какова вероятность, что она проживет без драк целый сезон? Просто нулевая. Поэтому привязываться к ней в лучшем случае бессмысленно, и я хочу выбросить все это из головы – выбросить ее из головы. Должно быть, я впервые по-настоящему благодарен, что могу отправиться на ферму и целиком погрузиться в работу.
– Что-то случилось на работе? – спрашивает мама, когда я приезжаю домой. Иногда она видит меня насквозь с такой легкостью, что это даже немного пугает.
– Ничего такого уж неожиданного.
– Но что-то не так?..
– Все так, – качаю головой я.
Разумеется, это ложь, но правда в том, что я и сам не знаю, что не так. Я не понимаю почему, но, похоже, в моей голове появилось отдельное место специально для Оливии Финнеган: если я не думаю о чем-то еще, мое внимание автоматически возвращается к ней.
Когда я пробыл в поле по меньшей мере часа два, ко мне подъехала мама на гольф-каре.
– Ты оставил в доме свой телефон, – сообщила она, протягивая мне его. – Он все звонил и звонил.
Только тогда я понимаю, что солнце уже садится.