Отсутствие субъекта, постулируемое Лаканом, – это невозможность определить местоположение субъекта вне Символического и Воображаемого.50 Буддийская модель заключает, что самоощущение – это просто конструкция агрегатов и объект для привязанности. Давайте посмотрим, как соотносятся эти модели субъекта.
В отличие от Борромеева узла, модель пяти агрегатов не включает в себя регистр Реального, но указывает на него. Регистр Реального очерчен пустотой и страданием, которые «подразумеваются, но не ассимилируются» в пяти агрегатах.51 Иными словами, ни один из агрегатов не имеет собственного существования, они возникают зависимо и исчезают (Паютто 1995, 54). Из-за непостоянства агрегатов и цепляния за них (как за постоянные) возникает страдание52 (когда иллюзия постоянства разрушается). Лаканово «отсутствие бытия» как коррелята субъекта можно сравнить с отсутствием присущего пяти агрегатам удовлетворительного существования, что в конечном счете является отсутствием знания агрегатов как они есть. Реальное как Вещь в своей «немой реальности» (Лакан 1997, 55) всегда ускользает от говорящего субъекта и вновь появляется в другом месте в виде симптома (Лакан 1989, 14).
Разрешение симптома, а именно страдания, происходит с помощью различных средств. В Лакановом психоанализе это желание аналитика, которое побуждает пациента ассоциировать, вербализовать, понять и потенциально перерасти свои симптомы (Финк 1999, 14). Согласно Пути, субъект находится лицом к лицу с самим собой, и в этом случае, если факторы Пути соблюдаются, симптомы страдания в конце концов появятся. Согласно Первой Благородной Истине, страдание должно быть правильно понято.53 При внимательном изучении оказывается, что страдания вездесущи (Гарфилд 2015, 6). Это открытие вызывает чувство срочности (Пали: saṃvega), которое можно назвать «здоровой паникой» (Трунгпа 1981, 996/2582): оно стимулирует «мудрое желание»54 (Джаясаро 2017) развивать факторы Пути дальше, тем самым проникая в пустоту и окончательную реализацию.
Пустота стала для меня главной движущей силой во время инсульта моего отца. Благодаря пустоте я смог освободиться от пут самореферентного смыслотворчества. Пустота была местом приложения усилий, убежищем и конечной неинтеллектуальной реализацией. Именно столкнувшись с пустотой внутри себя, я открыл свободу выполнения практически любых движений и, таким образом, обрел покой в непостоянстве движущегося тела.