ОЛЕГ. Извини-и-и. 200 лет назад жираф стал центром европейской моды… И все из-за того, что в 1825 году египетский паша подарил королю Франции жирафа. Представляешь, для его шеи на верхней палубе корабля пришлось вырезать отверстие. А от порта до Парижа жираф прошел 880 км пешком. У Стендаля в «Воспоминаниях» описан ажиотаж парижан. Тогда случился модный «бум»: я видел в музее столовый сервиз с жирафами, ткани, табакерки как раз той эпохи. Мебель оформляли в стиле «жираф», женщины стали носить прически «а-ля жираф».
РИТА. Двести лет назад? Серьезно? Ну, вот, как тебе объяснить… Смотри… Как ты думаешь, глазная клиника, которой я продала опекунство сокола, и политическая партия, которая спонсирует медведя, они что, по-твоему, обожают зверушек?
ОЛЕГ. Да-а-а-а…
РИТА. (передразнивая) Не-е-е-ет. Они хотят ассоциироваться с суперспособностями этих животных. С зоркостью и силой! Прочитай их рекламные тексты. Сквозь декларации про социальную ответственность сифонит исключительно меркантильный интерес.
ОЛЕГ. Да ладно!
РИТА. Именно так. Как говорится: только бизнес, ничего личного. Я давно на этом рынке и пока не встречала компаний, которые захотят ассоциироваться с этой каланчой… Я, правда, хочу помочь тебе, но продать такой рекламный образ клиенту не-воз-мож-но.
ОЛЕГ. В Москве в музее музыки есть фортепиано Жираф. Представь, деку установили вертикально над клавиатурой, и, действительно, появилось сходство: туловище, шея, голова…
Рита говорит, отвернувшись от Олега.