– За двести девяносто тысяч я бы тебя охранял целый месяц! Ну, ты, конечно, мастер выйти из любой ситуации! – восхищался Нусьер.
– Этот навык нарабатывается. Особенно когда у тебя особо нет выхода…– ответил Джон. – Дальше мы пошли в порт, по дороге я купил лепешек у уличного торговца, прямо с телеги. Было безумно вкусно! Видимо, потому, что это моя единственная еда за сегодня!
– Какой уличный торговец? Что ты заливаешь! В порту давно запретили торговать с телег! Еду можно продавать только в специальных местах – магазинах или столовых, – вмешался в рассказ Джона Саид – В городе – да, а в порту уже давно запретили. Уж я-то знаю.
Джон резко остановился в оцепенении. Страх овладел им.
«Как нельзя продавать? Это что, мои галлюцинации? Или он продавал незаконно? Это вряд ли, учитывая, как они тут все боятся тюрьмы. Так что же это было? Кому верить? Своим глазам или местному суданцу? Но он сказал это так уверенно, четко и непринужденно, как человек, который на сто процентов уверен в том, о чем говорит!».
– Как нельзя продавать? Я же лично купил эти лепешки у него, потом съел их. Это было на самом деле. Солдаты, будь они тут, подтвердили бы! – доказывал свою правоту Джон.
– Послушай, это портовая зона и тут давно запретили торговлю непонятным дельцам. Так как были случаи отравления иностранцев и даже с летальным исходом! Поверь мне, я тут работаю двенадцать лет! – уверенно ответил Саид.
Он сказал это так спокойно, что у Джона не было ни малейшего повода, чтобы заподозрить его во лжи. Но что же это тогда было? Ведь слова того торговца были самым странным происшествием за все время путешествий Джона! И его взгляд…
Запахи сухой травы, помета животных вперемешку с соленым морским воздухом создавали особый колорит. Который помогал дорисовать картину окружающей среды в условиях почти полной темноты. Джон представлял себе женщин, работающих на земле, пасущихся коров под палящим солнцем. В редкие перерывы от тяжелого труда крестьяне скрывались в тени самостоятельно возведенной беседки, которая представляла собой сарай из сухих палок, перетянутых веревками. Тут они проводили свои минуты покоя, давая зудящей спине восстановить свои силы.
Джон не мог быть сфокусированным на ситуации, так как в его голове была абсолютная «каша». Мысли о Кэтрин, его супруге, снова подняли ураган смешанных чувств. Как он ни старался, но не мог похоронить их до конца. Необъяснимая сила поддерживала это светлое и теплое чувство где-то в самых отдаленных уголках его души. Нежно и аккуратно поместив этот сильнейший свет между своими ладонями и оберегая от всяческих внешних ветров, этот хранитель постоянно раздувал угли надежды. Джон никогда не понимал и не мог объяснить этого удивительного внутреннего свечения. И так как оно появилось задолго до его перемещений, то было гораздо значимей для него. Он признавался себе, что оно волнует его гораздо больше, чем парадокс, с ним произошедший. Но он не знал, как найти ключ от клетки с голубем свободы, или же топор к веревке от гильотины. Это мучило его бесконечно.