Сам продолжает целовать шею, плечи, жадно кусать, вылизывать, ладони мнут грудь в распахнутой блузе, и я не могу больше ничего говорить. Хочу повернуться, хочу его губы!
И он опять угадывает мое желание!
Скользит одной рукой вниз, сразу за ремень свободных бойфрендов, а второй разворачивает меня за подбородок к себе, жарко дышит в губы, прежде чем поцеловать. Со обреченным каким-то стоном. Словно не хочет, но ничего не может с собой поделать.
И я не могу. Ни с ним, ни с собой. Покорно повисаю на ладони, уже добравшейся до самого низа и жадно ласкающей, растягивающей влагу будущего кайфа по всей промежности, ритмично, сладко-сладко… И потом толчком – внутрь, глубоко сразу.
Я пораженно распахиваю ресницы, выгибаюсь, инстинктивно насаживаясь на эти невероятно длинные, умелые пальцы, не в силах противостоять напору…
– Течешь, да? – хрипит он, не прекращая двигать пальцами, – на меня? Или на Лексуса? А? Кошка…
Я хочу возмутиться, что он такое мог даже подумать, но никто, естественно, не позволяет мне этого сделать.
Он резко прекращает ласкать, игнорируя мой возмущенный протестующий стон, рывком сдирает с меня джинсы, резко прогибает в пояснице. Я уже знаю, что дальше будет, я жду этого. Все внутри сжимается, пульсирует, больно-сладко.
Слышу, как он возится с презервативом, зажмуриваюсь, крепче цепляясь за дверцы шкафа… Он злой такой… Значит, сейчас будет трясти. И сильно! И ох, как я этого хочу!!!
Хочу этого невыносимого грубияна, гада такого безумного, с его губами горькими и руками жадными!
Когда он врывается в меня, сразу на всю длину, не жалея, не позволяя привыкнуть, начинает двигаться, именно так, как я ждала, с оттяжкой, сильно, очень сильно, я только и могу, что выгибаться сильнее, чтоб принять больше, чтоб ощутить глубже, и тихонько стонать на каждое жесткое движение в себе.
Он держит за бедра, натягивает на себя, рычит тихо и матерно:
– Сучка, какая ты сучка, Алька, ненавижу тебя… Кошка… Опять, опять с ним… Спишь с ним? Да? Да? Убью же… Его, блять, убью…
– Нет, нет… – выстанываю я, цепляясь за ручки и пытаясь повернуться, чтоб в глаза посмотреть. Он должен понять, что я не виновата… Не виновата… – Я просто… Я же не могу… Ах… Мой папа… И его… Ты понимаешь…
– Нихера! – Он неожиданно прихватывает меня за волосы, поднимает, делая нашу позу абсолютно неустойчивой, но проникновение только глубже от этого, только кайфовей. Его член двигается во мне так быстро и жестко, что невольно все сжимается внутри, в ожидании разрядки, а он еще и шепчет своим низким, дьявольским голосом, – нихера… Никаких пап и всего остального… Я не буду ждать, поняла? Не буду! И так с ума схожу, как подумаю… Ты же с ним не спишь? Нет? Нет?