Отец Феона. Тайна псалтыри - страница 29

Шрифт
Интервал


– Кака́я та́йна? – повтори́л он вопро́с.

Проестев то́лько развёл рука́ми.

– Госуда́рь, – сказа́л он как мо́жно мя́гче и вкра́дчивей, – та́йна – та же сеть: ни́точка порвётся – вся расползётся. Свою́ сеть Аркудий бережёт и тща́тельно пря́чет. Он вообще́ челове́к зага́дочный. Отку́да он, и как его́ настоя́щее и́мя, никто́ не зна́ет. Учи́лся в гре́ческой колле́гии в Ри́ме, там же был рукоположён в сан свяще́нника. На де́ле же он – оди́н из гла́вных организа́торов Бре́стской у́нии и я́рый враг всего́ правосла́вного и ру́сского. Пе́рвый раз появи́лся в Москве́ при царе́ Бори́се в сви́те по́льского посла́ Я́на Сапе́ги . Привёз Годуно́ву посла́ние па́пы, а взаме́н вы́просил каки́е-то бума́ги из ли́чного храни́лища царя́ Иоа́нна Васи́льевича. Каки́е и́менно бума́ги, неизве́стно. Ско́ро благоволе́ние Годуно́ва зага́дочным о́бразом смени́лось на гнев, и наш иезуи́т был вы́дворен из страны́, погова́ривают за уби́йство. Верну́лся он уже́ с пе́рвым самозва́нцем и опя́ть что́-то иска́л, уже́ не име́я никаки́х запре́тов и ограниче́ний, но, ви́димо безуспе́шно. Сле́дующий раз он появи́лся уже́ с поля́ками. Ви́дели его́ в Су́здале и под Вели́ким У́стюгом. Он опя́ть что́-то и кого́-то иска́л. Мы не зна́ем, что и кого́. Аркудий не оставля́ет живы́х свиде́телей, кото́рые могли́ проясни́ть суть его́ по́исков.

Семь лет наза́д его́ могли́ схвати́ть. Дьяк мой, Шестак Голышкин, вспо́мнил что сын бо́ярский Афана́сий Зино́вьев, ве́давший тогда́ зе́мским дворо́м, посла́л его́ в У́стюг для пои́мки и сле́дствия над злоде́ем. Но тот неожи́данно бро́сил по́иски и поки́нул не то́лько на́шу держа́ву, где ему́ грози́ла ви́селица, но и Речь Посполитую, где его́ ничего́ кро́ме по́честей не жда́ло. Объяви́лся он в Ри́ме, стал це́нзором в па́пской ку́рии и ника́к не проявля́л себя́ до неда́внего вре́мени, а тепе́рь вдруг сорва́лся с ме́ста и тайко́м прони́к на на́шу сто́рону.

Ви́дя, что Степа́н зако́нчил говори́ть царь помолча́л в разду́мьях, пото́м посмотре́л на Проестева с пытли́вым прищу́ром и ме́дленно, сло́вно подбира́я ну́жные слова́, произнёс:

– Стра́нная исто́рия. Непоня́тная. От меня́, Степка, ты что хо́чешь?

– Ничего́, госуда́рь, – отве́тил Проестев, реши́тельно махну́в голово́й, – всё что ну́жно уже́ сде́лано. Во все разря́ды, уе́зды и города́ напра́влены слове́сные описа́ния. Все воево́ды и городски́е го́ловы извещены́. Мои́ лю́ди иду́т по сле́ду и ра́но и́ли по́здно найду́т лазу́тчика. А рассказа́л я, потому́ что та́йна его́ такова́, что и нам её узна́ть непреме́нно на́до. Не бу́дет челове́к столь изощрённо и изобрета́тельно рискова́ть свое́й голово́й ра́ди несуще́ственной ерунды́. Не ста́ли бы с ним та́йно говори́ть ни ри́мский па́па, ни гла́вный иезуи́т, е́сли бы зада́ние не каса́лось их интере́сов. А е́сли э́то та́к, то та́йна стано́вится уже́ госуда́рственной и тре́бует осо́бого внима́ния и береже́ния…