– То моя́ забо́та, пан ро́тмистр. Пусть она́ Вас не беспоко́ит. Ва́ше де́ло – неукосни́тельно выполня́ть мои́ поруче́ния. Ду́маю, для Вас как вое́нного челове́ка э́то не соста́вит осо́бого труда́?
– А е́сли ру́сские Вас раскро́ют? Их нельзя́ недооце́нивать. Они́ кова́рны и хитры́ и сыскно́е де́ло у них поста́влено хорошо́.
– Не раскро́ют. У меня́, как говоря́т юри́сты в Лати́нском кварта́ле, безупре́чная леге́нда. Мне не́чего опаса́ться.
Пётр Аркудий встал с ла́вки, подошёл к кро́хотному око́шку, затя́нутому бы́чьим пузырём, и, наклони́вшись посмотре́л в него́. Снару́жи цари́ла непрогля́дная ночь. Иезуи́т вы́тащил из ко́жаного кошелька́, пристёгнутого к по́ясу, стра́нную коро́бочку разме́ром с ладо́нь восьмиле́тнего ребёнка. Предме́т был похо́ж на пло́ский золото́й бараба́н, укра́шенный изя́щной гравиро́вкой по торцу́. Ве́рхняя его́ часть представля́ла собо́й пло́скую кры́шку из чернёного серебра́ с напа́янными по кру́гу золоты́ми ри́мскими ци́фрами и одно́й большо́й стре́лкой, засты́вшей где́-то о́коло XII.
– Ско́ро по́лночь, – сказа́л Аркудий, непроизво́льно потро́гав стре́лку па́льцем, – мне пора́. Вели́те пода́ть мне мою́ Беатрикс. И вот ещё, любе́зный брат, да́йте мне Ва́шего бра́вого пору́чика с па́рой надёжных пахоликов , уме́ющих держа́ть язы́к за зуба́ми. Сего́дня но́чью они́ мо́гут мне пона́добится.
Ста́рый воя́ка пону́ро посмотре́л на Аркудия и сокрушённо махну́л руко́й.
– Изво́льте, – произнёс он мра́чно, – де́лайте, что счита́ете ну́жным.
Не встава́я со скамьи́, покры́той черке́сской бу́ркой, он гро́мко кри́кнул в непло́тно прикры́тую дверь ста́рой избёнки.
– Leszek, wejdź do chaty.
Снару́жи зазвене́ли шпо́ры и послы́шались поспе́шные шаги́. Дверь со скри́пом отвори́лась.
Глава́ седьма́я.
По́сле скро́мной вече́рней тра́пезы, состоя́вшей из горо́хового кулешика, гре́чневой ка́ши и мя́гкого сы́ра с жиря́нкой вся монасты́рская бра́тия в стро́гом поря́дке, согла́сно чи́ну, с пе́нием псалмо́в, напра́вилась на Повече́рие к хра́му для того́, что́бы соверши́ть пе́ред его́ сте́нами моли́тву и разойти́сь до Полуношницы по ке́льям. Стро́гий монасты́рский уста́в не допуска́л для бра́тии никаки́х отклоне́ний от заведённого поря́дка ни зимо́й ни ле́том, ни в зной, ни в сту́жу.
Полуношница прошла́ та́кже споко́йно и бла́гостно. Вся монасты́рская бра́тия, кро́ме трёх больны́х и́ноков прису́тствовала в хра́ме от нача́ла до конца́. Возвраща́ясь к себе́ по́сле коро́ткой слу́жбы, оте́ц Фео́на заме́тил суту́лую спи́ну долговя́зого Маври́кия, засты́вшего в терпели́вом ожида́нии у двере́й его́ ке́льи. Услы́шав сза́ди шаги́ приближа́ющегося мона́ха, Маври́кий жи́во оберну́лся, и лицо́ его́ вы́тянулось в по́стной грима́се услу́жливого почте́ния, сквозь кото́рую открове́нно чита́лось невы́сказанное жела́ние.