Мама отложила расческу в сторону, и обняла меня, закрыв своими объятьями от всего мира так, что ухом я отчетливо слышала в ее груди «тук тук…тук тук». Я положила ладошку в район своего сердца и прислушалась… «тук тук… тук тук»
– Так же! Мамочка, так же! Наши сердца стучат в одинаковом ритме! – я так восторженно кричала, что меня слышали даже в соседнем штате!
– Вспомни об этом милая, когда я не смогу быть рядом с тобой, просто послушай свое сердце и знай, что я рядом.
От страха испортить свои вещи я начала пятиться назад. В это же мгновение с криком «Огонь!» Холт спрыгнул с ветки в самый центр лужи, обрызгав меня с головы до ног. Другие ребята начали смеяться, глядя на меня. Холт держался руками за живот, из глаз его текли слезы от смеха. Время на мгновение остановилось и, казалось, слышен был только мальчишеский смех. Я смотрела на всех по очереди, кто-то показывал на меня пальцем, кто-то утирал слезы, кто-то театрально завалился на землю и покатывался от смеха. А я как будто крутилась на карусели со скоростью света, видя перед собой только ухмылки, оскал и злобные лица. Я хотела провалиться сквозь землю! Нора весь год ограничивает свои расходы, откладывает каждый цент, чтобы побаловать меня. В этом году она накопила на новые голубые туфли и платье лимонного цвета в белую полосочку, на голову – невидимку с бантиком в цвет платья. Теперь, сквозь стекающую грязь, с трудом угадывался мой единственный приличный комплект, который предназначался только для праздников и очень важных событий. И как только папа разрешил надеть его в дорогу! Мы с папой жили вдвоем на его зарплату государственного юриста, до того момента, пока он не попал в мэрию. В престижный район Сиэтла мы приехали после смерти мамы полгода назад, и не вписывались в среду местных жителей. Портить новые вещи в луже было недопустимо. Окружающие, казалось, совершенно не знали цену деньгам, и уж точно ни разу не ломали голову над вопросом – купить туфли, чтобы маленькая девочка ходила в школу, так как на старых полностью развалилась подошва, или пойти к дантисту и починить ее зуб. И то, и то было важным и недосягаемым одновременно.
Закусив нижнюю губу, которая начала предательски трястись, я отвернулась, устремившись в сторону дома.
Холт крикнул мне вслед:
– Да не обижайся! Ты все равно в домашней одежде!