США, Калифорния, Ломпок, 1992
Так вот о дартсе. Представьте картину: парень ей говорит цифру, она его переспрашивает и… попадает. Короче говоря, немцев она уделала, приз был наш, а поскольку на улице было сыро и холодно, мы его обменяли в баре на сильно горячительный напиток. Поздравили себя с победой и вспомнили, что уже времени для заказа свежих оливок не остается, и, несмотря на дождь, надо идти. Взяли зонты и пошли, а дождь, надо сказать, был с ветром и нешуточный. Пока мы дошли до деревни, вымокли ниже пояса. Заходим в деревенскую лавчонку и видим такую картину. Сидят четыре мужика за столом посреди лавки, на столе – газета, на газете – сыр и какая-то деревенская колбаса, и пластиковая полуторалитровая бутылка с прозрачной жидкостью. Сидят мужики, что-то потягивают из стаканчиков и беседуют. Подхожу к ним и пытаюсь им объяснить, что мне надо. По-английски они ни бум-бум. Один из них, хозяин, быстро встает и приносит мне банку оливок. Да нет, говорю, соленых нам не надо.
Когда люди не владеют языком друг друга, а им очень нужно что-то объяснить, приходят какие-то скрытые в нас способности объясняться знаками, звуками, и может быть, еще чем-то. В общем, первый этап мы как-то прошли, и он понял, что мне нужно, а количество я ему показал, передав две купленные заранее пластиковые десятилитровые канистры.
С согласованием цены уже было проще – я ему просто на бумаге написал цифры за 1 кг, а он только кивнул. После этого я ему тоже немало времени объяснял, когда у нас самолет и когда он мне должен их подготовить. Для этого пришлось нарисовать на бумаге недельный календарь, обозначив воскресенье (к счастью, я знал, как это будет по-гречески – «Кирьяки») и отсчитав от него нужное количество дней до дня вылета. Наконец-то закончили мы наши переговоры, и он мне наливает полстакана из бутылки. Выпиваю, чувствую, градусов – 55–60. «Зевания»! Это греческий самогон из винограда, типа грузинской чачи. Закусил сырком и жду. Он мне наливает вторую. Выпиваю, чувствую, что тепло пошло и, наверное, не заболею: ведь все переговоры я вел с мокрыми штанами. Тут ко мне подходит моя жена, и они ей тоже наливают стакан. Она молча выпивает, отказывается от предложенной закуски, и мы удаляемся, оставив греческих крестьян в изумлении и тяжелых раздумьях.