Не трогай нас - страница 3

Шрифт
Интервал
пики или крести (крики или песни),
или в общей яме уложить слоями —
все решать на месте.
Опер пробует перо, отряхает китель.
Санаторное ситро пьет осведомитель.
Кто сморкался, кто курил, много было смеху.
Председатель говорил, что ему не к спеху.
В санаторной конуре шаткие ступени,
как ремни при кобуре новые скрипели.
Запечатано письмо штатным доброхотом.
На платформе Косино ягода с походом.
После станции Панки все леса в коросте.
В лес ходили грибники, собирали грузди.
Но уже выходит срок: дорогие гости
снаряжают воронок ехать от Черусти.
………………
Зелень снова молода.
Проросла грибница.
Но земля уже не та,
с ней не породниться.
И в краю далеком
под Владивостоком
не поставить свечку
за Вторую речку.

«Пересыпано песком захолустье…»

Пересыпано песком захолустье,
тем и дорого, что так безотрадно;
тем и памятно, что если отпустит,
то уже не принимает обратно.
Там живущее – родня светотени,
в изменениях своих недоступно,
потому и не бежит совпадений
как единственной природы поступка.
Нестяжание его тем и пусто,
что усилие никак не дается.
Но какое-то стеклянное чувство
появляется, вот-вот разобьется.

«Эта местность, сколько б ни светилась…»

Эта местность, сколько б ни светилась,
как в песке налипшая слюда,
есть еще неснятая судимость,
что в тени осталась навсегда.
И на слух чем тише, тем безмерней,
ветром разнесен по сторонам
голос умирающих губерний,
пение, оставленное нам.

2

«Или мир был добрей…»

Или мир был добрей?
Но всегда пробирало ознобом
от его доброты. У дверей
оказаться б на выходе новом
да бежать поскорей.
Настоящее видишь из прошлого.
Но сегодня в другом измерении
открывается карта дорожная,
объявляется новое зрение.
Где Европа моя, где Америка —
вся подробная их машинерия,
опыт, сложенный, как палиндром?
Я смотрю изнутри недоверия:
возмещение или урон?
Я смотрю изнутри муравейника.

«Вот одна большая идет зима…»

Вот одна большая идет зима,
а за ней другая, не лучше той.
И хозяин льна, господин зерна
говорит про тяжелые времена
прямо-таки с хозяйственной прямотой.
Говорит, что и всходы за рядом ряд
на удачу выросли, вкривь и вкось,
словно сонный сеятель наугад
там зерно разбрасывал, как пришлось.
Этот мир, дичающий на глазах,
берегли наша кротость и наша злость.
На домашних взвешивали весах,
что осталось и что нам не удалось.
Берегли как одежду на каждый день,
как одно обещание на устах.
Следующая страница