Я (убью) люблю тебя, Воскресенский! - страница 11

Шрифт
Интервал


Интонации не те, бесит не так, да и в целом нанятая братьями нянька уже не худшее из зол.

Где? Ну где я так спалился?

– А ты? – возвращаю вопрос, а потом перехватываю оружие и рукоятью отправляю незваного гостя, который решил очнуться, в длительный нокаут.

На этот раз с сотрясом, но кого это волнует.

– Я тронулась, – мрачно подтверждает Полякова, у которой от шока один мат в глубоком синем взгляде. – И что теперь?

– А теперь сматываемся, – бросаю взгляд на её руку, и по корпусу долбит чувство вины. – Но сначала тебе надо переодеться. Я помогу.

Толкнул же цифровой под руку! В тот день, когда решил сделать доброе дело и всё-таки слить рыжей журналистке, по ощущениям совсем девчонке, кадровую базу «Зевса». Того самого, которому втёмную сваял безотказную, практически бронированную прогу для взлома данных. Но кто же знал, что им она нужна для рейдерских захватов!

Хотя стоило включить мозги и подумать, а не пялиться в пятинулевую оплату.

И как же звали ту рыжую… Катя? Маша? Даша! Дарья Найденова. Какой-то там журналист, корреспондент и хрен знает кто ещё. Но у неё была чистая история и никаких пересечений с «Зевсом». Вообще, никаких!

А, значит, меня спалили в процессе. Когда я передавал ей базу? По-тупому, на фудкорте какого-то торгового центра, потому что не доверился онлайну. И было это месяца полтора назад – «Зевсу» как раз хватило бы времени отследить и отправить специалиста.

– Обойдусь. Достань кофту из сумки. Тёмную, с капюшоном. А теперь отвернись…

– Ты не сможешь. Рука распухла, тем более, правая. Ты же правша?

Господи, зачем ты создал таких отбитых особ? Или они попадаются только мне? Хотя те, кто вопит «опять ты в своём ноуте, удели мне внимание!» ещё хуже.

Да, я в ноуте. Потому что, блин, программист!

– Не трогай! – рычит Полякова, стоит подойти. – И отвернись.

Окей. Поворачиваюсь спиной и изучаю стену в мелкий абстрактный цветочек, заодно по-тихому бросаю ствол в рюкзак. Слушаю сдавленные ругательства и болезненное шипение. А потом терпелка заканчивается.

– Меня воспитывали, – хмуро поворачиваюсь к ней, – помогать слабым. Так что сбавь обороты и потерпи.

– Хамло, – выдыхает Полякова, когда я просовываю её руку в рукав.

– С чего это?

И нет, не смотрю ни на высокую грудь в кружевном белье, ни на плоский живот.

– А просто так, – прищуривается она. – Есть претензии?